— А что, если чудовище поползет по стене, ваше сиятельство? — поежился один из охранников.

— Факелом… копьем, — пожал плечом Бартоломеус. — Оно должно бояться огня.

Спустившись со стеньг, он направился в сторону центральной башни, где располагались жилые покои. Завтра, думалось ему, неплохо бы прогуляться по лесу В компании двух вооруженных слуг. Обязательно взять с собой того малого, что не захотел превращаться обратно в волка. Если посчастливится встретить чудовище…

Проходя мимо стены замкового садика, он заметил, что дверь приотворена. Из-за ветвей струился свет.

— Эвелина, ты тут одна! — обеспокоился он.

— Принцесса Розалия только что была тут, — оправдываясь, сказала девочка. — Она ушла, потому что озябла.

— Пойдем-ка и мы в башню.

— О, нет, если можно… Ты посидишь со мной?

Они устроились в беседке. Той самой, где несколько недель назад служанка с кабаньей головой так напугала принцессу и ее фрейлин.

Усевшись на скамью и закинув ноги на перила, Бартоломеус долгое время пребывал в задумчивости. Завтрашняя охота, чудовище с паучьими ногами, гомункулюс из замурованной лаборатории проносились в его голове…

— Понимаешь, я не мог. Это как убийство из-за угла, как напасть на спящего с кинжалом. В то же время чудовище необходимо уничтожить. Люди боятся. Сегодня снова слышали его вой. Он может взобраться по стене…

Оба невольно посмотрели на стену из громадных серых булыжников, окружавшую сад.

— О, Бартоломеус!.. — девочка в страхе прильнула к его плечу.

Он хотел сказать, что в ближайшие дни покончит с этим, что найдет в лесу чудовище и один на один — у чудовища зубы, у него кинжал… Но вдруг вздрогнул и повернулся к девочке.

— Как?.. Как ты меня назвала?

— Бартоломеус, — повторила Эвелина, улыбаясь в темноту.

— Милостивая государыня, что это значит? — воззрился он на нее. Но лицо Эвелины было трудно разглядеть в темноте.

— А разве это не твое имя? — продолжая улыбаться, сказала она.

— Гм… Интересно, — только и смог вымолвить он. — По каким же признакам вы сделали такой… странный вывод?

Эвелина пожала плечом.

— Так, просто… — И произнесла чьи-то очень знакомые слова: — Какую бы голову ты ни надевал, есть одна субстанция, которая всегда остается с тобой. Твоя душа…

В кустах запел соловей. Вышла из-за туч луна. Бартоломеус долго обдумывал услышанное. «Ты что же — видишь мою душу?» — хотел спросить он.

Но вместо этого строго сказал:

— Уж если вы столь догадливы, сударыня, то, надеюсь, все же столь умны, что сохраните — хотя бы до приезда вашего батюшки — свои догадки при себе!

Получилось несколько грубо. Бартоломеус прикусил язык.

Но вместо того, чтобы обидеться, Эвелина весело улыбнулась:

— Я замерзла.

Обрадовавшись возможности закончить разговор, он с готовностью вскочил на ноги:

— Сейчас принесу плед!

…Он поднялся по высокой деревянной лесенке и исчез в покоях. А Эвелина осталась ждать. Было и вправду холодно. Ведь на дворе стоял ноябрь. И хоть высокая стена защищала от ветра, девочка сильно озябла. Спрятав руки в длинные рукава куртки на заячьем меху — подарок принцессы Розалии, — она вылезла из беседки и стала прыгать, согреваясь. Свет факела с беседки отбрасывал длинные тени, тянувшиеся через клумбы и дорожки до самой крепостной стены.

Эвелина прыгала, и вместе с нею прыгала ее тень — по клумбам, по кустам, по серым булыжникам стены. И прыгали звезды, и луна… Казалось, по стене мечется живое существо — быстро-быстро: вверх-вниз, вверх-вниз…

Живое существо?..

Эвелина вдруг остановилась.

Кусты у стены шевелились. Сами по себе. Не так, как от ветра. А так, как если бы в них кто-то пробирался.

Вот треснула ветка…

Тяп, тяп… Тяп, тяп, тяп… — прошлепало что-то в темноте. — Тяп, тяп… — прямо к Эвелине.

Ахнув, девочка бросилась было к высокой лесенке, ведшей в покои… Но упала, споткнувшись во тьме о торчавшую из земли ветку.

За спиной затрещали кусты.

Не в силах от ужаса сдвинуться с места, она зажмурилась и пронзительно закричала.

В короткое время замковый садик заполнился таким количеством народу, какого не бывало здесь, наверное, за все сто лет существования замка. Метались факелы, трещали ветви. Крепостные с топорами прочесывали куст за кустом.

— Осторожность! Соблюдать крайнюю осторожность! — кричал Бартоломеус, бегая — в одной руке плед, в другой кинжал. — Чудовище очень опасно!

— По рогам его! — вопили мужики, размахивая топорами. — По рогам!

— И ноги рубить! — горланили другие. — Все восемь! Без ног не убежит!

А принцесса Розалия, подхватив юбки, в волнении бегала и кричала:

— Не режьте ему глотку! Только не режьте ему глотку! Я сделаю это сама!

Запыхавшись, Бартоломеус остановился. Создавалось впечатление, что всем ненавистному Шлавино удрать не удастся: слишком сильна была ярость крепостных — суть бывших тараканов, козлов, ишаков…

— Вот он! — потащили кого-то волоком из кустов.

— Ишь, вырывается!

Чудовище завыло:

— И-и-и-и-и!

Заругалось:

— Подите вы прочь!

Запричитало:

— Спаси, Пресвятая Дева!

— Не будет тебе спасения! — поднялись топоры.

Чудовище заплакало жалобно тоненьким голосом.

— Стойте! — бешено дернулся Бартоломеус в толпу слуг. — Стойте! Руки прочь!

— Руки прочь… — Протолкавшись к пойманному, он остановился.

Впрочем, топоры и сами опустились. Поняв свою ошибку, мужики недоуменно глядели на двух бедолаг, лежавших на земле.

С исцарапанными лицами, одежда изорвана в клочья, закрывшись руками — из-за голого локтя испуганно мигают голубые глаза — смотрели на толпу окруживших их разъяренных людей малые парнишка и девчонка.

— Пресвятая Дева!., — таращась в ужасе, прошептала девчонка с перепачканным лицом. — Спаси нас и помилуй!

— Господи… Марион! — Одним движением поднял Бартоломеус девочку с земли. — Что вы тут делаете?

— С-с… с-спасаем вас… — Заикаясь, девочка оглянулась на толпу с топорами и, споткнувшись, чуть не упала обратно на Пауля.

— М-мы… э-э… — Поднявшись с земли, Пауль подобрал свой кинжал. — В общем… от злого графа Шлавино… решили с-спасти… — Он бросил взгляд на факелы и мужиков, почесал затылок. — Думаем: как же без нас? Ну, и…