— Это не конфеты, — сказал колдун. — Это сильный яд моего собственного сочинения. Помните, скончался Маркус фон Грубе — ваш бывший вассал, граф, из замка Залесом? Ах, нет, вы не можете помнить, вы были тогда уже пеночкой… — Шлавино вздохнул. — Так вот, причиной кончины несчастного послужил этот самый шарик. А замок Залесом я отдал моему Упырю.

Черный шарик медленно покатился по столу.

— Почему я показал вам растворяющуюся конфету — потому что она и этот шарик сделаны на основе одного и того же вещества. Шариков у меня осталось всего три — и я решил их поберечь. Не беспокойтесь, он растворится точно так же — не оставив ни запаха, ни цвета… Итак, яд растворится мгновенно. Мы не будем знать, в каком из бокалов он есть. Лишь один из четырех бокалов останется без яда.

— Мы не будем знать, какой именно, — кивнул Бартоломеус.

— Совершенно верно! — подпрыгнул Шлавино. — И вот поединок начинается: вы, граф, берете один бокал, я — второй… А там уж судьба рассудит, кому повезло, а кому…

— Позвольте, граф, а если обоим нам достанется вино с ядом?

Шлавино важно кивнул.

— Одно из двух: или обоим нам достанется бокал с ядом, или одному все же повезет. В любом случае то будет, — тут он торжественно простер руки к каменному своду лаборатории, — будет решением Высших Сил.

— Туманно все это, — заметил Бартоломеус. — Я предпочел бы честный поединок на мечах.

— Увы, — печально улыбнулся Шлавино, — как я уже говорил, в моем замке способы поединков выбираю я. Ну? Начнем?

— Один важный вопрос, — нахмурился Бартоломеус. — Кто будет наливать вино в бокалы и бросать в три из них ад?

— Вопрос серьезный, — покивал Шлавино, закрыв глаза. — Сие действо необходимо произвести в полном одиночестве. Естественно, это не должен быть один из нас… И, кроме того, совершенно необходимо…

— Я не доверяю вашим слугам, — решительно прервал Бартоломеус, покосившись на стоявшего рядом — с носом, как маленький хобот.

— Правда? — обиженно взглянул Шлавино. — В таком случае остается только один человек, которому вы должны доверять.

— Кто же?

— Наша маленькая Эвелина, — повернулся Шлавино к девочке.

Это было неожиданно — как для Эвелины, так и для Бартоломеуса. Бартоломеус побледнел, а Эвелина еле устояла на ногах.

— О, нет… — прошептала она, затрепетав. — О, нет!.. — И попятилась назад, к самой жаровне.

— Как можете вы, граф, такое говорить? — вскипел Бартоломеус. — Чтобы девочка своими руками бросила смерть в бокал своего… своего отца?

— Она будет думать, что бросает смерть в мой бокал. Вот и все. Не правда ли, крошка? — улыбнулся Шлавино.

— Не говорите чушь! Если вино с ядом попадет мне, что будет чувствовать бедный ребенок…

— Вы правы, — сухо отвернулся Шлавино. — Лучше предоставить весь процесс одному из моих слуг.

Бартоломеус умолк.

— О, нет! — горячо воскликнула девочка. — Нет! Я… я сделаю все сама!

— Вот и отлично, моя дорогая, — засуетился Шлавино, — вот и отлично. Вот вам три шарика с ядом. Тут четыре бокала, а там бутыль. Погодите, ее откроет граф Эдельмут, ваши ручки не справятся… Так, так, хорошо…

Подхватив под руку Бартоломеуса и сделав знак слугам, Шлавино направился к двери.

Заметались тени по стенам, заскрипела дверь. Сквозь дверную щель донесся голос зловредного колдуна:

— Мы покидаем вас ненадолго, дорогая, мы вернемся через четверть часа! Надеюсь, за это время вы управитесь…

Дверь захлопнулась. Проскрежетал ключ в замке.

Эвелина осталась одна — наедине с бутылкой вина, пустыми бокалами и…

* * *

Три шарика с ядом лежали на столе, блестя матовыми боками.

Эвелина дрожала как хвост у овечки. Ей становилось дурно от одной только мысли, что она может оказаться причиной смерти отца. Но также противна была ей и мысль стать причиной смерти Шлавино.

Что делать?

Глаза девочки наполнились слезами.

— Что делать, Пресвятая Дева? Помоги мне!

В отчаянии застыв посреди комнаты, Эвелина оглянулась. Полки, заставленные склянками… вот дверь, ведущая в комнатку с гомункулюсами… вот жаровня, вот клетка, в которой…

Воспоминания поползли на нее, как тени. Страшные картины, одна за другой, вставали перед ней. Вот граф-колдун — протягивает паучью конфету: «…Славные были паучки. Нарочно подобрал самых крупных и мохнатых. Будешь бегать по стенам, шевелить лапками: пык, пык, пык, пык… Ты уже выбрала, где будешь плести паутину?» Шипит гневно, маша крыльями, принцесса Розалия в углу… Эвелина невольно взглянула на пустую клетку.

И вздрогнула.

Там что-то шевелилось!

Что-то проползло по толстым прутьям клетки… перелезло на железную миску с большим куском желтой серы… затопало маленькими ножками по краю стола…

— Пресвятая Дева, спаси и помоги!

С визгом полетел в край стола медный ковш. Ударился с грохотом — отлетел в стену — прозвенел по полу…

Тишина.

Лишь — з-з-з-з-з!.. — на полу крутилась, извиваясь, зеленая муха. Похоже, у нее было пришиблено крыло, или лапа…

Уфф!.. Облегчение. Эвелина медленно выдохнула. Всего лишь муха!

И вернулась взглядом к бокалам. Время идет. Четверть часа, сказал граф Шлавино. Прошло уже Бог знает сколько… Хочешь не хочешь, но надо действовать.

— О, Пресвятая Дева, что мне делать?

Чувствуя в себе потребность перед важным делом помолиться — как учили в монастыре Святых Пигалиц — девочка поискала глазами распятие на стене…

М-да…

Хотя бы изображение какого-либо святого…

Не найдя ни того, ни другого, она с отчаянием повернулась к столу.

З-з-з-з-з!.. — жужжала муха на полу.

Странно, однако: разве бывают мухи в такое холодное время года?

Вздохнув, Эвелина взглянула на четыре злосчастных бокала. Сложила ладони. Закрыла глаза… Губы еле слышно зашептали:

— Пресвятая Дева! Помоги мне и наставь на путь истинный..

З-з-з-з-з! — зудила муха на полу.

Молитва придала девочке новых сил. Во всяком случае, она легко подняла тяжелую бутыль. Багряно-красное вино заструилось в бокалы: первый… второй… третий… четвертый…

Ожидая своего часа, на столе возле вазочки с разноцветными сахарными шариками лежали три ядовитых.

Решительно протянув руку, Эвелина бросила —

Ппык! Шшш…

Ппык! Шшш…

Ппык! Шшш… — один за другим в вино.

З-з-з-з-з! — отчаянно дрыгала муха ногами на полу.