Джилл не слышала, как приближается машина. Та стремительно подкатила откуда-то сзади, внезапно пугающе замаячив на периферии ее зрения. Охнув, она резко повернулась, приняв боевую позу каратиста. Стекло со стороны пассажирского кресла опустилось.

– Ого! – Из салона автомобиля на нее смотрело знакомое восторженное лицо в обрамлении белокурых дредов. – Все в порядке?

– Было в порядке, – с притворным раздражением в голосе ответила Джилл, опуская руки. – Пока вы не напугали меня до смерти.

– Извини. – В пассажирском кресле сидел Скотт Фрост, брат-близнец без пирсинга. – Ты что, владеешь карате?

– Ага, Джеки Чан – мой дядя. Скотт одобрительно улыбнулся.

– Этот умеет драться.

– Где Эйми? – спросил сидевший за рулем Адам Фрост. – Что-то давно ее не видно.

– На работе, – объяснила Джилл. – Ее взяли в «Эпплби».

Скотт искоса поглядывал на нее томным взглядом своих припухших глаз.

– Подбросить тебя куда-нибудь?

– Сама дойду, – отказалась Джилл. – Я живу сразу же за путями.

– Уверена? Ведь холод собачий.

Джилл, проявляя стойкость, пожала плечами.

– Я люблю ходить пешком.

– Слушай. – Адам выглянул из-за брата. – Если увидишь Эйми, передай ей привет от меня.

– Может, как-нибудь соберемся вместе, – предложил Скотт. – Вчетвером.

– Непременно, – пообещала Джилл, и «приус» умчался так же тихо, как подъехал.

* * *

В мужском туалете Кевин умылся и вытер лицо бумажным полотенцем. Ему было стыдно, что он расчувствовался перед Норой, поставил ее в неудобное положение. Он вспомнил, как она замерла, словно никогда раньше не видела плачущего мужчину и даже не подозревала, что такое возможно.

Для него собственный срыв тоже явился неожиданностью. Он так сильно переживал, как бы своими словами не расстроить Нору, что даже не контролировал собственную реакцию. Но что-то в нем лопнуло – сжатая пружина, так давно державшая его в состоянии напряжения, что он уже забыл про нее. Толчком послужила фраза «мой малыш». Ему сразу вспомнилось, как он нес маленького Тома, почти невесомого, на своих плечах. Тот восседал на нем, как король на троне, глядя на мир сверху вниз. Одна его крохотная ручонка покоилась на голове отца, пятки кроссовок на липучках тихо постукивали о грудь Кевина в такт его шагу.

Несмотря на случившееся, он был рад, что поделился с Норой хорошей новостью, что поборол искушение пощадить ее чувства. Ради чего? Чтобы они продолжали прятаться друг от друга, есть ужин в неловком молчании, недоумевая, почему им не о чем поговорить? Он пошел более трудным путем, но это, как ему казалось, был прорыв, необходимый первый шаг по дороге, которая, возможно, приведет туда, куда стоит идти.

Не знаю, как у тебя, представлял он, как скажет ей, вернувшись за столик, но у меня от хорошего ужина всегда слезы на глазах.

Да, именно так он и поступит: никаких извинений – просто шуткой сгладит неловкость. Кевин скомкал бумажное полотенце, бросил его в урну и, напоследок еще раз посмотревшись в зеркало, вышел из туалета.

Семя тревоги пустило росток в его груди, когда он, войдя в зал, увидел, что за их столиком никого нет. Он убеждал себя, что беспокоиться не о чем, что Нора, наверно, воспользовавшись его отсутствием, тоже удалилась в уборную. Плеснул в свой бокал еще немного вина, съел немного салата из жареной свеклы, стараясь не смотреть на скомканную салфетку, лежащую возле ее тарелки.

Прошло несколько минут. Кевин подумал, что нужно бы постучать в дамскую комнату, может быть, просунуть голову в дверь, проверить, все ли с ней хорошо, но, прежде чем он успел подняться со стула, возле его столика остановился симпатичный официант. Он смотрел на Кевина с грустью и насмешливым сочувствием.

– Я заберу тарелку вашей дамы, сэр? – В голосе официанта слышался легкий испанский акцент. – Или вам просто принести чек?

Кевин хотел выразить протест, сказать, что его дама сейчас вернется, но он знал, что это бесполезно.

– Она?..

– Она просила, чтоб я извинился перед вами от ее имени.

– Но ведь она без машины, – произнес Кевин. – Это я привез ее сюда.

Официант опустил глаза, кивнув на еду в тарелке Кевина.

– Вам завернуть это с собой?

* * *

Джилл перешла улицу и, задрав подбородок, расправив плечи, быстро зашагала мимо авторемонтной мастерской «Джуниор», где стояли машины с разбитыми ветровыми стеклами, помятыми дверями, болтающимися дворниками, покореженными бамперами и капотами. У некоторых, что были особенно сильно побиты, с рулевых колес свисали сдутые подушки безопасности, кое-где испачканные кровью. Джилл по собственному опыту знала, что лучше не рассматривать такие машины и не думать о людях, которые находились в них во время аварии.

Она на чем свет ругала себя за то, что отклонила предложение близнецов подвезти ее домой. Тогда в ней говорили оскорбленная гордость, гнев на них за то, что они напугали ее, хоть и неумышленно. Ну и, конечно, осторожность, тихий голос разума, напоминавший, что нельзя садиться в машину к незнакомым парням. Однако в данном случае она переиграла сама себя, поскольку, пытаясь избежать опасности, она в результате подвергла себя еще большему риску.

К тому же близнецы были вовсе не незнакомые парни, да и Джилл их ничуть не боялась. Эйми сказала, в тот день, когда она перестала ходить на занятия и поселилась у них дома, что братья Фрост – истинные джентльмены. У них одно на уме – словить кайф и в пинг-понг поиграть, можно и с утра до ночи. А играли они мастерски, даже когда были под кайфом. Если б проводились Олимпийские игры для любителей марихуаны, братья Фрост, по мнению Эйми, всегда брали бы золото и серебро в настольном теннисе, доминируя в этом виде спорта, как Винус с Сереной[113]– в большом.

Во время того же разговора Эйми сболтнула, что Скотт Фрост, как она подозревает, запал на Джилл. Сама Джилл тогда отмела такую возможность. С какой стати Скотту западать на нее? Он даже с ней не знаком, а она не из тех девчонок, на которых парни западают на расстоянии.

Всегда что-то бывает в первый раз, возразила ей Эйми.

Или не бывает, парировала Джилл.

Но теперь ей подумалось, что Эйми, возможно, была права. Она вспоминала, как Скотт смотрел на нее, какой у него был разочарованный взгляд, когда она сказала, что любит ходить пешком, как он засмеялся над ее глупой шуткой про Джеки Чана, а это означало, что он либо был вдрызг обкуренный или пьяный, либо очень расположен к ней, либо и то, и другое.

Может, как-нибудь соберемся вместе, предложил он. Вчетвером.