– Платья я иногда носила. Но на маленькую принцессу не тянула, если ты об этом.

– Ты была счастливым ребенком?

– Вполне. Разве что пару лет в средней школе дались мне тяжеловато.

– Почему?

– Скобки, прыщи. Как обычно.

– А подруги у тебя были?

– Конечно. Самой популярной девчонкой на свете я не слыла, но подруги имелись.

– Как их звали?

Боже, вздохнула про себя Нора. Вот неугомонный. Кевин засыпал ее вопросами с тех самых пор, как они сели за столик, словно собирался писать про нее статью для местной газеты: «Мой ужин с Норой: Душераздирающая сага несчастной женщины». Вопросы были довольно невинные – Чем занималась сегодня? Когда-нибудь играла в хоккей на траве? У тебя были переломы? – но они все равно ее раздражали. Она догадывалась, что это лишь разминка, прелюдия к вопросам, которые ему не терпелось ей задать: Что произошло тем вечером? Как ты потом жила? Каково это – оказаться на твоем месте?

– Давно это было, Кевин.

– Ну, не так уж и давно.

Нора заметила, что в их сторону идет официант – невысокий мужчина с оливковой кожей и с лицом, как у кумира немого кино. В каждой руке он нес по тарелке. Наконец-то, подумала она. Однако официант проплыл мимо, направляясь к другому столику.

– Ты, правда, не помнишь, как их звали?

– Я помню, как их звали, – ответила Нора более резким тоном, чем намеревалась. – С головой у меня все в порядке.

– Извини, – сказал Кевин. – Я просто пытаюсь поддерживать застольную беседу.

– Знаю. – Ей было неловко, что она сорвалась на него. – Ты тут ни при чем.

Кевин беспокойно глянул в сторону кухни.

– Что они так долго-то?

– Народу много, – сказала Нора. – Их звали Лиз, Лиззи и Алекса.

* * *

Макс начал раздеваться сразу же, едва Джилл затворила дверь, словно он пришел на прием к врачу, который не любит, чтобы его заставляли ждать. Под шерстяным свитером у него была футболка, но он одним торопливым движением стянул с себя разом и то, и другое, чем вызвал разряд статического электричества: его тонкие волосы затрещали, встали на голове дыбом. Грудь у Макса была узкая, гладкая, немускулистая, не то что у Ника; живот – упругий и впалый, но далеко не такой привлекательный, как у сексуальных мужчин, рекламирующих нижнее белье.

– Давненько мы с тобой не уединялись, – сказал он, расстегивая джинсы, которые сползли к лодыжкам по его тощим ногам.

– Не так уж и давненько. С неделю примерно.

– Не, больше, – возразил Макс, выступив из своих штанов, которые он отшвырнул к стене, на футболку со свитером. – Двенадцать дней.

– Считал, что ли?

– Точно. – Голос невыразительный, злой. – Считал.

Макс все еще был обижен на нее. Его злила ее горячность, с коей она набрасывалась на Ника, едва тот попадал в ее распоряжение. Однако таковы были правила игры. Ты делаешь выбор, выражаешь свои симпатии, причиняешь кому-то боль и страдаешь сам. От случая к случаю, если тебе везло так же, как Нику и Эйми, объект твоего вожделения сам тебя выбирал. Но обычно все было гораздо запутаннее.

– Ну вот, теперь я здесь, – сказала она ему.

– Вижу. – Макс сел на край кровати, снял носки и швырнул их на груду своей одежды у стены. – Тебе достался утешительный приз.

Джилл могла бы запросто ему возразить, напомнить, что буквально несколько минут назад она добровольно отказалась от мнимого первого приза – да еще в День святого Валентина, хотя никто из них не придавал большого значения этому празднику, – но почему-то ей не захотелось быть добренькой. Джилл знала, что она несправедлива к Максу. Живи они в более разумном мире, разочаровавшись в Нике, она стала бы больше ценить Макса, но… не тут-то было. Контраст между ними лишь подчеркивал недостатки каждого: один сексуальный, но не славный; второй славный, но не сексуальный.

– В чем дело? – спросил Макс.

– Ни в чем. А что?

– Чего тогда стоишь там? В постель не идешь?

– Не знаю. – Джилл попыталась улыбнуться – не получилось. – Робею я сегодня что-то.

– Робеешь? – Макс невольно рассмеялся. – Поздновато уже робеть.

Она неопределенно взмахнула рукой, пытаясь жестом объять все сразу – игру, комнату, их жизнь.

– Тебя это никогда не утомляет?

– Случается, – ответил он. – Но не сегодня. Джилл не двигалась с места. Через несколько секунд Макс вытянулся на кровати, скрестил лодыжки, подоткнул под голову руки, сцепив пальцы. Трусы, что были на нем – коричневые, с оранжевой окантовкой, необычайно стильные, – она видела впервые.

– Красивые плавки, – похвалила Джилл.

– Мама купила в «Костко». Целую упаковку – восемь штук. Все разных цветов.

– Мама мне тоже раньше белье покупала, – сообщила Джилл. – Но я ей сказала, что это бред, и она перестала.

Макс повернулся на бок, подпер рукой подбородок, пристально глядя на нее с задумчивым выражением на лице. Теперь он действительно стал похож на модель, рекламирующую нижнее белье, если есть на свете модели с тощими волосатыми ногами и ненакачанными мышцами.

– Забыл сказать, – произнес Макс. – Я видел маму твою на днях. Шел с урока игры на гитаре, и она проводила меня до дома. С ней была еще одна женщина.

– Правда? – Джилл постаралась придать своему тону беспечность. Ее смущало, что у нее сердце едва не выпрыгивало из груди каждый раз, когда кто-то упоминал про маму. – Ну и как она?

– Трудно сказать. Они ведь просто подходят к тебе вплотную и пялятся. Так и в этот раз было.

– Не выношу этого.

– Да, жуть берет, – согласился он. – Но я ничего обидного им не сказал. Просто позволил проводить до дома.

Джилл аж дурно стало от тоски. Она несколько месяцев не видела маму, никогда не натыкалась на нее на улицах Мейплтона, хотя та, судя по всему, постоянно бродила по городу. Другие ее регулярно встречали.

– Она курила?

– Да.

– Ты видел, как она закуривала?

– Может быть. А что?

– Я на Рождество подарила ей зажигалку. Интересно, пользуется она ею или нет?

– Да чтоб я знал. – Макс наморщил лоб, раздумывая. – Хотя нет, подожди. У них были спички.

– Точно?

– Точнее не бывает. – В его голосе больше не слышалось сомнения. – Это ж было в прошлую пятницу. Помнишь, какой холод был собачий? У нее рука дрожала, она никак не могла спичку зажечь. Я хотел помочь ей, но она не дала. Сама зажгла с третьего или с четвертого раза.

Стерва, подумала Джилл. Так ей и надо.