Наступление в Восточную Пруссию, несмотря на поражение, сделало Николая Николаевича еще более популярным среди союзников498. Английский представитель при Ставке генерал-майор Дж. Генбери-Вилльямс приехал в Ставку непосредственно перед катастрофой армии А. В. Самсонова и настроения перед ее началом не застал. По его словам, Николай Николаевич тяжело переживал поражение в Восточной Пруссии, но смотрел на провалившуюся операцию как на помощь союзникам, облегчавшую их положение во Франции499. «Мы рады принести такие жертвы нашим союзникам», – сказал он французскому военному представителю маркизу В. де Лагишу500. Слабо еще представлявший их размеры, Р. Пуанкаре 30 августа отметил: «Во всяком случае, это выступление русских армий (имеется в виду и против Германии, и против Австро-Венгрии. – А. О.) облегчит нас на Восточном фронте, и генерал Жоффр чрезвычайно благодарен за него великому князю Николаю Николаевичу»501. В отсутствии переброшенных в Восточную Пруссию корпусов германское наступление на Париж не могло закончиться успешно. Ситуация изменилась и на западе, и на востоке.

Франция в этот момент по-прежнему возлагала особые надежды на своих союзников. 3 сентября 1914 г. ее президент и правительство покинули Париж. Перед отъездом в Бордо Р. Пуанкаре обратился к народу с воззванием, под которым подписались и все министры. Оно, в частности, гласило: «Терпеть и бороться – таков должен быть лозунг союзных армий: английской, русской, бельгийской и французской. Терпеть и бороться, пока на море нам будут помогать англичане. Бороться, пока русские будут продолжать свое наступательное движение в сердце Германии для нанесения ей решительного удара»502. Хотя в этот момент русские армии уже не наступали «в сердце Германии», свой вклад в спасение Парижа они все же внесли. К чести французского главнокомандующего, он и после войны считал, что, несмотря на катастрофу под Танненбергом, русские выполнили свои обязательства перед союзниками. 30 августа, в день, когда он получил известие об исходе сражения в Восточной Пруссии, два германских корпуса уже покидали фронт во Франции503. В то же время большие потери существенно ослабили правое крыло немцев во Франции (с 10 тыс. человек на 1 км фронта до 3–5 тыс.)504. Компенсировать эти потери было нечем, что во многом спасло французов в битве на Марне.

Без поражения под Танненбергом победа на Марне была бы в высшей степени маловероятна. Не менее сомнительно, что русское командование сознательно пошло на подобный жертвенный акт во имя союзнического долга. В оценке случившегося, как мне представляется, прав А. Нокс, сухо отметивший, что более чем четвертью армии (девять корпусов и восемь кавалерийских дивизий) не жертвуют. Первоначальный план военных действий был действительно изменен, для того чтобы оказать помощь западным союзникам505. Перед армиями поставили сначала задачу демонстрации, рейда, но командование увлеклось достигнутыми местными успехами и поплатилось за это506. Британский историк Н. Стоун дает замечательно точную характеристику основной причины катастрофы: «Главной сложностью было не то, что армии были «не готовы», а то, что они были готовы так, как это понимал Жилинский, т. е. их абсолютно не подготовили к тому, что должно было произойти»507. Это был закономерный результат столкновения импровизации с организацией.

«Эта часть военной игры, – поучал после ее завершения в декабре 1905 г. своих подчиненных А. фон Шлиффен, – дала возможность показать, что и слабейшая армия может победить более сильную. Вряд ли это ей удастся, если она пойдет прямо на фронт сильнейшего противника. Она просто будет уничтожена. Напротив того, следует наступать в наиболее чувствительном для противника направлении, стараться атаковать фланг и тыл его и тем принудить застигнутого врасплох противника быстро менять фронт. Если он это будет проделывать, то будет подвергать самого себя величайшей опасности, совершая слишком рискованную операцию, так как в этом случае его фланг и тыл также будут находиться под самой сильной угрозой. Для выполнения подобной операции нужны понимающий свою задачу начальник с железным характером, упорное желание победы и войска, ясно понимающие все это. Впрочем, одни эти факторы не приведут еще к победе. Нужно еще для этого, чтобы противник был застигнут врасплох неожиданностью наступления, пришел в большее или меньшее смятение и портил бы свои необдуманные решения поспешностью приведения их в исполнение»508.

С той же школой и поэтому с примерно с такими же приемами действий столкнулись во время своего наступления в Лотарингии и наши союзники. Не удивительно, что в результате возникла та же ситуация. Несмотря на превосходство в силах и внезапность своего наступления, французы к 25 августа потерпели серьезное поражение и вынуждены были отступать. Причины этого провала, перечисленные А. М. Зайончковским, звучат совсем по-восточнопрусски: несогласованность действий 4-й и 5-й французских армий, не соответствующая обстановке группировка 4-й армии уступами, что привело к обнажению ее правого фланга, плохая разведка, лучшая подготовка германской армии к действиям в лесах и прочее509. Общие потери четырех французских армий во время сражения в Лотарингии и отступления составили 800 тыс. человек510. Тем не менее французское командование смогло избежать еще большей катастрофы на этом направлении.

Потрясение от поражения А. В. Самсонова было велико, и Ставка поначалу опасалась, что следующим шагом немцев станет удар по Варшаве и далее в тыл Юго-Западного фронта. 31 августа штаб Верховного главнокомандующего принял весьма важное решение: «В случае безусловной невозможности в течение ближайших дней достигнуть решительных над австрийцами успехов, будет указано армиям Ю.-З. фронта отходить»511. В результате возможным стало очищение всего Привислянского края. Тем не менее Верховное командование сумело прийти в себя и принять правильное решение о поддержке войск, действовавших против Австро-Венгрии, прежде всего боеприпасами. Снарядный вопрос дал о себе знать уже в самом начале войны. М. В. Алексеев указывал на большие незапланированные расходы боеприпасов и просил П. К. Кондзеровского о помощи. Так как Северо-Западный фронт имел меньшую протяженность, а интенсивность боев на нем после провала Восточно-Прусской операции ослабела, то часть парков из запаса решено было перебросить Юго-Западному фронту512.

После провала в Восточной Пруссии великий князь Николай Николаевич принял весьма непростое и ответственное решение о переброске на правый фланг Юго-Западного фронта двух корпусов из состава войск, сосредоточенных в районе Варшавы513. Ставка колебалась, опасаясь движения немцев от Нарева к центру Польши по правому берегу Вислы, однако все же решилась на этот шаг514. Гвардейский корпус, находившийся в Варшаве для предотвращения возможного наступления на город немецкого корпуса Р. фон Войрша, стал перебрасываться к А. Е. Эверту. Весьма своевременная поддержка усилила отступавшие под ударами австрийцев русские части. Уже 29 августа в Люблин из-под Варшавы была отправлена 1-я гвардейская пехотная дивизия515. Направляясь на вокзал, пехота прошла через город. Ее провожали бурными приветствиями. «Толпы народа останавливались на улице, – вспоминал преображенец, – а женщины бросали в ряды полка цветы»516. 30 августа Гвардейский корпус выдвинулся к Ивангороду, а 31 августа он был срочно направлен к Люблину, так как противник находился всего в одном переходе от города517. Переброска шла в спешке, гвардейские части, готовившиеся ранее к действиям в Восточной Пруссии, не получили даже достаточного количества карт Люблина и его окрестностей. В Преображенском полку была только одна (!) такая карта518.