Но Дима думал о другом. Когда она выговорилась, он отрицательно покачал головой и сказал:

– Монстры разбили все электронные приборы. Что в них могло понадобиться пришельцу: транзисторы, микросхемы, электронные платы?

– А зачем ему понадобились рельсы и шпалы?! – пошла в наступление Ольга.

– Не знаю. Но монстры искали точно не шпалы… Кстати, а что раньше здесь было?

– На третьем уровне? Лаборатория.

Услышав ответ, Дима отступил от нее и нахмурился. Ольга готова была провалиться под землю – ведь она обещала никогда больше не лгать ему. Но что сказано, то сказано. И она принялась торопливо объяснять:

– Нет, ты меня неправильно понял. Лаборатория с телом пришельца располагалась под нами, на четвертом уровне. А здесь – дополнительные помещения для анализа тканей, химическая и радиологическая лаборатория, пост видеонаблюдения…

Она замолчала, внимательно глядя на Дмитрия: поверил или нет? Но его лицо находилось в тени, а зажигать свой фонарь Ольга не решилась, поэтому так и не смогла ничего определить. Лишь добавила тоном ниже:

– Это правда. Я тебя не обманываю.

– Тогда веди в свои лаборатории.

Его голос прозвучал ровно. Значит, поверил! Или все-таки нет?

Они дошли до первой распахнутой настежь двери и остановились. В отличие от сотрудников второго уровня, работавшие здесь люди не пытались запереться в своих отсеках или забаррикадировать тоннель. Почему? Не успели? Ольга этого не знала. Повесив на плечо ружье, она взяла в руки фонарь, зажгла его и осторожно заглянула в отсек. Опрокинутый стол, пустой металлический шкаф без дверец, разбросанные по полу бумаги и стекло. Опять стекло. Очень много стекла. Вот и все, что осталось от гистологической лаборатории. Она не решилась зайти внутрь – все и так было ясно, и молча отошла в сторону, давая возможность Дмитрию самому осмотреть помещение. Но он не стал этого делать, постоял несколько секунд на пороге и сказал:

– Идем дальше.

Но и в остальных отсеках их ждало то же самое – опрокинутые столы, разбросанные стулья, переломанные шкафы, разбитая лабораторная посуда и приборы. И никаких следов ведущего на поверхность кабельного коллектора. Ольга не знала, что и думать. Выходит, она не ошиблась, когда сказала Диме, что вход в коллектор находится на четвертом уровне. А если они и там не найдут его?! Ольге вдруг стало страшно. Не за себя – за Диму. Ведь это станет крушением его последней надежды. Каково это в его годы узнать, что никогда больше не увидишь солнечный свет и голубое небо, что так и сгниешь в подземелье? Ольга исподтишка взглянула на Дмитрия. Он был мрачно сосредоточен и, похоже, думал о том же самом. Если они не найдут вход в коллектор, это будет означать, что она опять его обманула. Но уже точно в последний раз.

– А здесь был… – остановившись на пороге очередного отсека с распахнутой дверью (опять с распахнутой настежь дверью), Дмитрий вопросительно взглянул на Ольгу.

Световой конус его фонаря уперся в длинный металлический стол, протянувшийся вдоль противоположной стены. Для надежности ножки стола были прикручены к полу и к стене, поэтому монстры не сумели его перевернуть, зато вдребезги разбили все установленное на нем оборудование. От жидкокристаллических мониторов остались только треснутые прямоугольные каркасы. Словно пустые рамки от выброшенных старых фотографий, подумалось Ольге. Фотографий такой далекой и безвозвратно потерянной жизни.

– Так что здесь было прежде? – повторил Дима свой вопрос.

– Пост наблюдения, – через силу ответила Ольга.

В горле першило, а глаза щипало от слез. Хорошо, что Дима этого не видит. На всякий случай она все-таки вытерла ладонью предательски повлажневшие глаза. В отличие от Димы, который видел лишь очередной разоренный отсек с усеявшими пол осколками разбитой аппаратуры, Ольга помнила другой пост наблюдения. На столе, как раз напротив входной двери, располагался центральный монитор, за которым вместо дежурного оператора обычно сидел сам полковник Макаров. Если его не было на поверхности, можно было даже не сомневаться, что найдешь его здесь. Специально для него на посту наблюдения установили удобное кожаное кресло. Кресло сейчас валялось на полу с надломленной спинкой, оторванными подлокотниками и отбитым основанием. Ольга подняла его, но не сумела установить вертикально и навалила спинкой на стол. Если не опускать глаза вниз и особо не присматриваться, можно подумать, что кресло цело и невредимо. А если не видеть разбитых мониторов, оборванных кабелей и усеивающих пол осколков, можно даже представить, что начальник объекта на минуту вышел и вот-вот вернется обратно. Макаров почему-то не любил спускаться в «операционную», как сотрудники «Хрустального неба» между собой называли лабораторию, где хранилось тело пришельца, предпочитая контролировать ход всех экспериментов с поста наблюдения. И Глымов, кстати, тоже не любил!

Ольга вдруг вспомнила, что Глымов не раз жаловался ей на ухудшение самочувствия после посещения «операционной». Сам он объяснял это влиянием подземелья – действительно, на глубине сорока метров, где располагалась «операционная», профессору прежде работать не приходилось. К тому же Глымов всегда рассказывал о своих проблемах с улыбкой. Это были даже не жалобы, а шутки. Как он, например, часто шутил насчет «духоты» в «операционной». Хотя откуда там взяться духоте, когда на всем четвертом уровне (тем более в центральной лаборатории!) поддерживался неизменный состав воздуха и практически стерильная чистота. Инженеры даже предусмотрели подачу кислорода из баллонов, на случай внезапного отказа системы регенерации воздуха. Неудивительно, что никто не воспринимал беззлобные жалобы профессора всерьез.

Да она просто выбросила их из головы, если быть честной с собой до конца! Посмеялась вместе с Глымовым и ничего не сделала. А надо было бить во все колокола, требуя прекращения эксперимента! Ведь это пришелец копался в сознании исследователей, и Макаров с Глымовым это чувствовали! Ольга грустно улыбнулась своим мыслям. Требовать прекращения эксперимента. Кто бы тогда стал ее слушать, если и Панов, и Глымов с Макаровым, да и она сама даже не подозревали о грозящей опасности. Зато сейчас, как сказал Дима: «У нас доказательств хоть отбавляй».

– Что же ты, гад, так упорно ищешь?

Ольга встрепенулась. Оказывается, пока она предавалась своим воспоминаниям, Дима прошел в отсек и теперь пристально рассматривал разбитый корпус наполовину выпотрошенного процессорного блока. Заметив, что она смотрит на него, он тоже повернулся к ней:

– Есть новые мысли?

Ольга покачала головой.

– А ведь он что-то ищет, – повторил Дима. – Я это чувствую.

* * *

Мысль о том, что управляемые пришельцем монстры целенаправленно обыскивали бункер, не покидала Дмитрия. Зачем еще понадобилось вскрывать полы, вырывать провода, разбивать мебель и приборы? Все это делалось ими явно не из любви к познанию. Но тогда зачем? Зачем пришельцу железнодорожные рельсы и шпалы? Зачем десятки метров кабелей? А плиты фальшпола? Зачем вырванные из приборов электронные платы и радиодетали? Чтобы построить космический корабль и улететь на нем с грешной Земли? Чушь! Само появление пришельца опровергало предположение о случайной незапланированной катастрофе. Это было вторжение! Вторжение, для которого не требовался ни космический корабль, ни другая техника. Ольга вообще считает, что пришелец проник на Землю из другого, параллельного мира. Вот именно, что проник, пробрался, просочился. Как червь или тля, которая поражает спелое яблоко. При этом он прекрасно обошелся без технических средств, да и сейчас успешно обходится без них, если не считать таким средством созданных им чудовищ, биоботов, как называет их Ольга. Нужна ли ему тогда, спрашивается, земная техника? Ответ: не нужна! Если только не для коллекции. Но пришелец – захватчик, паразит, кто угодно, только не коллекционер.