Четвертое утро Влад «исповедовался», вспоминая свою фальшивую жизнь и выдуманные проблемы. Первую «исповедь» проводил сам профессор Загребенский. При ближайшем рассмотрении Влад отметил в нем такие черты, как самолюбование и внутренняя одержимость своими же идеями в сочетании с напористой энергией. При выступлении на трибуне некоторые свойства его личности воспринимались как отрепетированные ораторские приемы. Однако непосредственное общение свидетельствовало, что в нем живет настоящий мутный черт. Загребенский с одинаковой вероятностью мог быть гениальным ученым, создавшим проект «Берсерк», или обычным клоуном. С первых минут общения с ним возникало неприятное ощущение, что тебя пытаются подавить, взять под пресс. У профессора это получалось непроизвольно. В разговоре с ним Влад умело прикинулся чайником и сделал все, чтобы вывести профессора из равновесия. Цель была простая – заставить разнервничаться. И когда в пальцах возникнет античная монета, то можно будет четко уяснить – вот он, Ангел.

Довести профессора до белого каления удалось. Руки ученого мужа стали подрагивать, он крепился с трудом, понимая, что психотерапевт не имеет права быть более нервным, чем пациент. Наконец он заявил:

– Не знаю, что у нас с вами получится. Пока вы демонстрируете все свойства заскорузлой личности. Человека толпы, вовсю старающегося оттолкнуть от себя успех… Почему вас выбрали?!

В общем, он остался крайне недоволен.

Следующие две исповеди вели настройщики. Беседы с ними больше походили на разведывательные опросы – где родился, где крестился. Легенда у Влада отлетала от зубов, он накрепко сжился со своей фальшивой личиной, которая, кажется, пока ни у кого сомнений не вызывала.

Беседа с Варварой Мищенковой, настройщиком первого уровня, после прошлых «исповедей» скорее относилась к разряду приятных. Эта женщина в спокойной обстановке, когда не нужно, как на большом семинаре, выступать на сцене, строить из себя суперзвезду и откликаться на истерики неврастеников, получила возможность побыть самой собой и раскрыться с лучшей стороны. Она могла быть мягкой и доброжелательной. У нее проскальзывали интонации, свойственные хорошим врачам, искренне озабоченным здоровьем пациентов. И то, что перед ней были не больные, а здоровые люди, ничего не меняло.

– Вы кодируете себя на неудачу, на жесткое следование стереотипам. Это настоящая болезнь, – заметила она.

– От которой вы готовы лечить, – поддакнул Влад.

– От которой мы вас вылечим, – твердо заверила она в конце разговора.

И посмотрела пронзительными черными глазами, ласково положила свою руку на его руку, от чего сердце Влада сладостно замерло.

От нее Влад вышел каким-то слегка пришибленным. В голову пришла нехорошая мысль – а ведь словесная каша, которой его пичкают здесь, начинает постепенно усваиваться…

Встряхнув резко головой, будто отгоняя назойливых мух, он проследовал через длинный коридор к широкой лестнице. По ней спустился в холл, где его ждали еще трое «выбранных». Все вместе они образовывали первую четверку.

Слушателей разбили на три четверки с целью оптимизации процесса обучения. Теперь они общались в основном между собой и должны были проникнуться корпоративным духом.

В компании с Владом оказались следующие индивидуумы. «Вован Сомов, он же Вова Сом», – так представился тот самый широкоплечий уголовник, любитель реплик с места. Саша, которого Вован тут же окрестил Интеллигентом, – углубленный в книги литературовед, дошедший до полного ошизения от своей никчемной жизни, давно поникший, как высушенный безжалостным солнцем нежный цветок. Работяга – Коля Костин, по виду типичный слесарь-сантехник, угрюмый, здоровый и мощный, как танк, производил впечатление человека, который может раздробить челюсть одним ударом широченной лапы. Был спокоен, на подначки со стороны острого на язык Вована не реагировал. Лишь однажды глухо бросил ему:

– Закройся…

– А пошел ты…

– Слышь, Вован, мое дело предупредить.

Было сказано так, что уголовник, носом чуявший опасность, тут же предупреждению внял и перекинулся на других.

Подойдя к своей компании, Влад кивнул своим товарищам по счастью:

– Готов.

– И че, очистила твою душу овца клонированная? – поинтересовался Вован.

Клонированной овцой он именовал Мищенкову, к которой с первого взгляда преисполнился активной неприязнью.

– Очистила, – кивнул Влад.

– Проходите в зал, – произнес смуглокожий ассистент разряда «С» в гладко отутюженном форменном коричневом пиджаке. Влад его хорошо помнил – его звали Альберт, и именно он уговаривал его ехать сюда в последний день выездного семинара.

В холле собрались все до единого гости заведения – все двенадцать человек. «Двенадцать апостолов» – так для смеху прозвал слушателей Вован. Сюда же приглашена была обслуга, настройщики и ассистенты. Вся толпа двинула в зал, используемый для массовых медитаций, выступлений и просмотров роликов. Сейчас должен был состояться просмотр видеосюжета о духовных наработках буддизма.

– Ну что, Интеллигент, что твой Пушкин о вреде буддизма настрочил? – хохотнул Вован, глядя на филолога, плетущегося в направлении зала.

– Пушкин о буддизме ничего не настрочил, – буркнул угрюмо Интеллигент.

– Во. И я говорю – толку от твоего Пушкина, как от молотка стеклянного… Одни понты дешевые.

До этого понты дешевые были у Ломоносова и Лавуазье, Эйнштейна и Эйзенштейна, Бабеля и Бебеля. У Вована был достаточно богатый запас исторических персонажей, которых он считал родными Интеллигенту и которые просто обязаны были хоть что-то знать о происходящем здесь действе и ничего не знали.

Вован занял самое лучшее место, прорвавшись по хамской привычке впереди всех. Упав в кресло, он тут же поставил подножку Интеллигенту, который едва не навернулся.

– Осторожнее, Мичурин! Зашибешься – Родина мне не простит!

– Оставь свои шуточки для другой аудитории! – взвился Интеллигент визгливо. – Детство какое-то, ей-богу!

– Ты чего гонишь? – возмутился Вован. – Ты мне ногу чуть не отдавил… Знаешь, что за такое членовредительство бывает?!

Интеллигент что-то недовольно пробурчал.

– Что бывает? – поинтересовался Влад невзначай.

– А тебе, погоны, этого лучше не знать. Мне самому страшно, хе! – Вован повел могучими плечами.

В освещенном приглушенным светом зале присутствующие рассаживались по группам. Слушатели – на первых рядах. Персонал занимал по сложившемуся обычаю галерку. Сиденья были удобные, располагали к расслаблению и дремоте. Но лектора еще не было, и помещение было полно неорганизованных звуков.

– Хочешь орешков? – протянул Вован Владу распечатанный пакетик с соленым арахисом.

Влад отрицательно покачал головой.

– А ты, Ломоносов? – Вован протянул пакет Интеллигенту.