— Ариадна… — пробормотал Колин, пытаясь приподняться. — Надо бежать, Ариадна…

Ему удалось сесть, но все тотчас закружилось и начало меркнуть. С минуту он ощущал себя где-то очень далеко, и в этой безмерной дали загадочный некто тряс его за плечи, хлопал по плечам и растирал руки. Сознание неохотно возвращалось. Колин разлепил тяжелые веки и увидел рядом симпатичного юношу. Тот, сжав губы, буравил его пристальным взглядом. Когда взгляды их встретились, юноша широко и облегченно улыбнулся:

— Ну и кто ты такой? Извини за фамильярность, приятель, но я как-никак спас тебе жизнь. Ты, должно быть, один из кредиторов Максвелла. Или, может, должник?

— Колин Лорд… ветеринар из Лондона…

Улыбка сошла с лица юноши, он вскочил и даже отступил немного.

— Тот негодяй, что доставил мою сестру прямо в волчье логово? Ничего не скажешь, хорошего человека я спас! Дать бы тебе как следует!

— Погоди минутку, ладно? Я хоть немного приду в себя, а то получается как-то нечестно…

— Он еще шутит! Если бы не ты, я бы перехватил Ариадну прежде, чем она оказалась в Норфолке, в руках этого… монстра!

— А ты кто такой?

— Лорд Тристан Сент-Обин к вашим услугам, — надменно ответил юноша.

— Ах, ну да, кто же еще… — Колин наклонил голову и, морщась, потер затылок. — Молодой граф Уэйбурн. Слушай, парень, если тебе нужен жеребец, то ты опоздал.

— Не опоздал и не мог опоздать, сэр! Шареб-эр-рех по завещанию принадлежит мне, а не сестре, но речь не об этом. Я гнался за вами от самого Лондона вовсе не за тем, чтобы отнять жеребца… ну, не только за этим.

— Ариадна думает, что только ради этого.

— Чертовски жаль! — Молодой граф, в минуту волнения очень похожий на сестру, начал расхаживать взад-вперед, сжимая кулаки. — Я гнался за вами потому, что ей никак нельзя выходить замуж за Клива Максвелла! Ариадна понятия не имеет, что это за человек, ничего не знает о папином письме… да она вообще ничего не знает, если уж на то пошло!

— По ее мнению, Шареб нужен тебе, чтобы расплатиться с долгами, — осторожно заметил Колин.

— С долгами! Что вы все знаете о долгах! А я могу тебе рассказать, что это такое! — Он вдруг понизил голос, словно у каждого куста в низине были уши. — У меня тысячи фунтов долгу, много тысяч, и почти все эти деньги я должен Максвеллу. Карточные долги, то, что я продул на скачках, на петушиных и собачьих боях, просадил на актрис. Стоило оказаться без гроша, и я шел к Максвеллу, а тот любезно ссужал меня деньгами. Я, конечно, продувался опять, и так оно шло, пока однажды я не погряз по уши. Можешь вообразить себе такое? — Тристан воздел руки, потом уронил, и на лице его появилась гримаса отвращения. — А потом Максвелл перестал быть душкой. Он угрожал мне физической расправой и намекнул, что отца, мол, можно спровадить на тот свет раньше, чем пробьет его час. Гнусный субъект! Я, конечно, сразу пошел к отцу и все рассказал. Отец написал Максвеллу, что расторгает помолвку… а больше ничего не успел. Еще до того, как он переговорил с Ариадной и дал объявление в газете, случился пожар…"

— Спокойно, только спокойно, — мягко произнес Колин тоном, каким, бывало, успокаивал в шторм юнгу.

— Словом, произошел пожар, отец пытался спасти Шареба. Бросился прямо в огонь, можешь себе представить!

Нет, он не сгорел… у него случился удар, и я… первым его нашел! Пропади все пропадом! Дьявольщина! А теперь Ариадна уверена, что Шареб нужен мне для уплаты долгов!

Колин ощутил в себе достаточно сил, чтобы подняться на ноги. Он привалился к Грому и с минуту стоял так, подавляя тошноту. Везет же в последнее время его голове!

Немного оправившись, он выпрямился и только тут увидел свежевыкопанную яму, отброшенную лопату и неподвижного человека рядом. Не оставалось никакого сомнения, что могила предназначалась ему.

— Кстати, — сказал он, когда шмыганье за его спиной прекратилось, — спасибо, что спас мне жизнь, парень.

— Не за что! — пробурчал Тристан. — Я все-таки джентльмен, сэр.

Он обошел могилу кругом, огляделся; вид у него был на редкость подавленный.

— Давай поговорим начистоту, — продолжил Колин. — Как ты намерен расплатиться с долгами? В наследство ты когда еще вступишь, так что это отпадает. Остается Шареб.

Если вспомнить, через что пришлось пройти твоей сестре, чтобы сберечь его, будет свинством пустить его с молотка, тебе не кажется? А другого выхода я не вижу.

— Я тоже не видел, — уныло произнес Тристан, глядя во тьму. — Вот и пришлось…

— Что? — резко спросил Колин, подступая к нему и не обращая внимания на головокружение. — Что ты еще натворил, парень?

Тристан пнул сапогом кусок свежего дерна и не ответил.

— Передал Максвеллу все права на Шареба? — настаивал Колин.

— Нет.

— Собираешься продать его, чтобы расплатиться?

— Нет.

— Тогда что же? Говори!

— Я предложил Максвеллу устроить пробный забег между Шаребом и Черным Патриком при большом скоплении публики, — с вызовом объяснил молодой человек. — Если моя лошадь победит. Максвелл объявит о расторжении помолвки с Ариадной и порвет все мои расписки. Все до единой. И потом, тому, чья лошадь обставила фаворита, полагается денежный приз!

— А если твоя лошадь отстанет?

— Этому не бывать!

— А если? — крикнул Колин и схватил его за плечи. — Если все-таки придет к финишу второй?

Порыв ветра внезапно пронесся над низиной, и листва кустарника зловеще зашуршала.

— Если это случится, Шареб и Газель перейдут к Максвеллу, Ариадна достанется ему, а я тогда покойник!

Так уж случилось, что грум, которого молодой граф Уэйбурн повсюду таскал за собой, в том числе в Норфолк, заметно прихрамывал. Конечно, в поместье были и такие, кто мог заподозрить неладное и повнимательнее присмотреться к этому человеку. Возможно, им бросилось бы в глаза его сходство с тем, кто в данный момент должен был лежать в земле сырой. Но подручные Максвелла для грязной работы не заходили на конюшню, а грум лорда Уэйбурна не спешил совать нос за ее двери. Доил, доложив хозяину об исполнении поручения, скрылся подальше с его глаз и с тех пор держал язык за зубами. Ему совсем не хотелось, чтобы Максвеллу донесли, что он всю ночь провалялся без сознания, а жертва скрылась в неизвестном направлении.

В особняке обязанности слуг всегда были строго распределены. Каждый знал свое место, каждый умел молчать, никто не смел самовольничать. Например, горничная, хотя она и слышала в ночи жалобный плач Ариадны, и не подумала предложить ей помощь.

Хозяин был не из тех, кто повторял дважды. Хорошо, если ослушник терял только место. В ярости Максвелл бывал страшен, и никому не хотелось раздражать его. Слуги поглядывали с чем-то вроде уважения на молодого лорда Уэйбурна и шепотом пересказывали друг другу, что тот отказался покинуть особняк, пока не переговорит с сестрой. Было приказано разместить его в одной из комнат для гостей.