— Да-а?.. — протянула она разочарованно. — Она тоже? Ну я-то, извините, иностранцев изу­чила... Русского, каким бы произношением там или манерами он ни владел, я вижу сразу. Но она-то как распознала?

— Женское чутье, — дипломатично ответил я.

— При чем здесь чутье? — отмахнулась она. — От Делары я этого не ожидала. Ну ладно я, быв­шая валютная проститутка, мужиков вижу на­сквозь, иностранцев — тем более. Или она вти­хую занималась тем же? Кстати, если вам инте­ресно, этого бельгийца я знала еще в Москве. И здесь мы все это просто продолжили.

— Это все, что вы хотели мне рассказать? — спросил я, заметив, что возвращается наш «судзуки».

— А вам мало? — спросила она.

— Ну что вы, — ответил я. — Это весьма ин­тересно. Значит, ваш муж действительно выкупа­ет русских солдат?

Я старался скрыть свой интерес к архивам Грозненского нефтяного института, о которых она рассказала. Хотя понимал, какое это важное сообщение.

Об этих документах я слыхал, еще работая в прокуратуре. Архивы, насколько я помню, счита­лись сверхсекретными, было возбуждено уголов­ное дело по факту их исчезновения или продажи кому-то. Не я вел это дело, но Костя Меркулов должен бы помнить подробности.

— Пришла пора поговорить о чем-нибудь дру­гом, — сказала она. — Что, если вы сядете ко мне и мы начнем целоваться? Пусть они подумают, что у нас любовное свидание.

— Интересный ход, — смутился я. — В каж­дом нормальном детективном фильме, чтобы скрьггь свои деловые отношения, агенты и рези­денты разного пола начинают целоваться, когда мимо проходит полиция. И зрители этому охотно верят, забывая, что полицейские подобные кино­эпизоды видели еще в детстве...

— Я вам не нравлюсь? — спросила она.

— Я этого не сказал.

«Судзуки» остановился напротив, и, похоже, там уже нацеливали в нашу сторону длинные микрофоны.

— Нас слышат, — сказал я. — Поэтому лучше прекратить эти разговоры.

Она пожала плечами, включила зажигание, резко дала задний ход, так что от нас шарахну­лись несколько прохожих.

— В Москве вас бы оштрафовали, — заме­тил я.

— Может, я об этом только и мечтаю! — ска­зала она с вызовом.

Мы подъехали к гостинице.

— Поднимемся и поговорим? — спросил я, выходя из машины. — Мне должен позвонить мой друг.

— Вы вполне могли взять с собой ваш сото­вый, — сказала она. — Во всяком случае меньше риска, что вас подслушают.

С этими словами она отъехала, махнув на про­щанье рукой.

Я смотрел ей вслед. Мир тесен. Быть может, я ее даже видел где-нибудь возле «Национала» или «Космоса». И тогда она вряд ли обратила на меня внимание — мол, еще один лох смотрит, разинув рот, распустив слюни... Я действительно смотрел и поражался: самые красивые женщины Москвы здесь. Не в театре, не в кино или дома с детьми...

Я поднялся к себе наверх. Проверил автоот­ветчик. Нет, Солонин еще не звонил. А пора бы.

Я ходил по номеру, поглядывая на часы, и злился на Солонина. Не следовало поддаваться на его авантюру. Ну, где он сейчас? Что делает? Выслеживает в толпе неизвестно кого? Как я мог увлечься его бредовой идеей? Пусть его там хва­тают, проверяют документы... Мы и так засвече­ны дальше некуда.

Но допускать гибели безвинных людей нель­зя! Даже если вероятность того, что это произой­дет, — ничтожно мала. Я сам сбил его с толку, решив, что после определенного события неми­нуемо должно что-то где-то взорваться... В метро, например. Бред сивой кобылы, но проклятое чутье, наличию которого я сам уже не рад, под­сказывает: что-то должно произойти, и именно сегодня. Ясновидец... Так это теперь называется. Поэтому (я снова посмотрел на часы) следует немедленно звонить Алекперу

И я двинулся решительным шагом к спутни­ковому телефону и уже протянул к нему руку, как он сам зазвонил. Я даже вздрогнул. В Москве существовала некая мистическая связь между мной, Меркуловым и Грязновым. Стоило подумать: хорошо бы позвонить, и такая же мысль тут же возникала у моих друзей. И вопрос был лишь в том, кто первый дотянется до трубки.

Я поднял трубку. Это был Алекпер.

— Там что-то произошло в метро, — ска­зал он.

— Взрыв?

— Почти, — сказал он. — Но его непостижи­мым образом предотвратил один человек. И, по- моему, вы знаете, о ком речь. Все говорят о каком-то американце, который сперва поймал в вагоне метро карманного вора, а потом террорис­та. Он и разрядил его бомбу... Представляете? Лучше включите телевизор, там все узнаете по­дробней.

— Его поймали? — спросил я.

— Вы про кого? — спросил Алекпер. — Про террориста или про вашего друга?

— Думаете, это был он? — спросил я скорее по инерции, хотя прекрасно понимал, кто это был.

— А вы сомневаетесь? — спросил Алекпер. — Конечно, я все понимаю. И все знаю...

Я кивал, слушая его, и смотрел на экран теле­визора. Там была возбужденная толпа орущих людей, наперебой рассказывающих полиции и репортерам о происшествии в метро. Солонина среди них, конечно, не было.

— Вы смотрите? — спросил Алекпер. — По­мните стихи вашего классика? Ищут прохожие, ищет милиция...

— Это наш общий классик, — ответил я, — поэт нашего детства.

Я чувствовал, как с души скатывается огром­ный камень. Солонин жив, с ним все в порядке. И мне, ясновидящему, кое-что от него причита­ется...

— Вы слушаете? — спросил Алекпер. — Нель­зя ли, чтобы ваш знакомый освободил нам Кара­бах? По-моему, это ему под силу.

— Хорошая шутка, но опасная, — сказал я. — А кто террорист? Насколько я понял, он вор-кар­манник?

— Нет, это разные люди. Ваш друг поймал карманника и сдал полиции. А вот террорист сбе­жал.

— Тут уж он оплошал. Вы уж извините его.

Алекпер засмеялся.

— Представляю, как вы за него пережива­ли, — сказал он. — А что, кстати, он делал в метро? У вас сломалась машина?

— В общем, да, — ответил я, не зная, что ска­зать. Голова шла кругом от ликования. Ай да Турецкий, ай да Солонин!

— Что ж не сказали сразу? — не отставал мой собеседник. — Мы бы срочно заменили вам ма­шину. Самед предупреждал меня о ваших воз­можностях, но то, что совершил ваш друг, — выше моего понимания.

— Моего тоже, — я продолжал глядеть на экран телевизора.

Там показывали тот самый вагон, какую-то корзину, скромную такую корзину сельского жи­теля, приехавшего в столицу...

И тут я услышал, как кто-то скребется в дверь. Впрочем, что значит кто-то? Это был господин Кэрриган собственной персоной.

Витя стремительно вошел в комнату, прошел мимо меня, как мимо столба, уселся перед экра­ном, закинув, по обыкновению, Ноги на спинку кресла.