течения воды в реках, и точно так же разница высот в пространстве деятельности человека инициирует «течение» его деятельности. Не было бы разницы высот, не только человеческая деятельность, но и всё в мире пришло бы в неподвижность и умерло. Но если вода течёт только вниз, деятельность может и подниматься и опускаться. Те, у кого сформировавшаяся жизненная программа настроена на повышение уровня, стремятся его увеличить, те, у кого на понижение, стремятся все, доступные им разновидности деятельности, снизить по уровню. Созданный высокими уровневый градиент канализирует жизненную энергию, так сказать, «ещё не определившихся, что делать» в русло увеличения Высоты. Градиент воспроизводится в головах людей как следствие того, что нижние смотрят на верхних. Роль культуры в этом процессе тем более велика, что она нагляднее и доступнее духовности.

Отрицательный градиент создаётся разрушителями, в результате чего деятельность опускается вниз. Предвижу возражения тех, кто категорически не приемлет разделения на высоких и низких. Понимаю! Но ведь согласились с разделением на отличников и троечников. Придётся согласиться и с этим. Кстати, есть надёжный способ избежать причисления к низким: вырасти.

У нашего ума есть склонность приписывать группам объектов, сходным по каким-то качествам, некую общую для них «сущность» (это называется эссенциализмом). Но если это проходит с медведями и зайцами, то не с видом человек. У представителей этого вида минимум общего. Общее есть у деятелей одного уровня. Как следствие этого, идея равенства людей оказала плохую услугу человечеству. В частности, поэтому оно так запоздало с пониманием разноуровневости людей.

Уровень деятельности есть то главное, что отличает одного человека (сообщество) от другого. Отнюдь не привычки, обычаи и законы. Хорошо известна приверженность к порядку немцев. К этому их принуждают внешние обстоятельства — малость жизненного пространства. Существует и другая зависимость, многократно подтверждённая европейской историей: чем меньше страна, тем больше в ней порядка. В этом Россия, безусловно, проигрывает европейским странам. Но есть русские, у которых стремление к порядку намного превосходит средненемецкое, и вместе с этим доля русских, не имеющих ни малейшего представления о порядке и даже ненавидящих его, чрезвычайно велика. Так же и среди немцев эта разница намного больше, чем разница в среднем между немцами и русскими. Первая разница задаётся генетически (и тесно связана с уровнем), вторая определяется в значительной степени внешними факторами: условиями существования и социальным давлением.

Да, русская изба выглядит победнее немецкого домика, чистоты в ней и порядка на приусадебном участке, как правило, будет поменьше немецкого, но Россия никогда не зарилась на германские земли, и не устраивала народам, которые она «покоряла», Освенцим, Треблинку, Майданек, Бухенвальд, Терезин. Да, в России был 1937 год, но был устроен он не русскими, а русским. Всё это свидетельствует о том, что главная разница между всем и вся в уровне, отнюдь не в чём-то другом. Именно уровнем системы (страны, этноса) определяется её историческая роль, и эта разница в уровне между русскими и устроителями идеально работающих лагерей смерти вопиюще очевидна. Пора бы на это обратить внимание наших западных соседей. Там есть страна, которая вследствие своей малости и тесноты, достигла ещё большей чистоты и упорядоченности в быту, чем более масштабные немцы, но вот порядок в голове у них сегодня стремительно убывает. Последнее является следствием уровневой деградации, которая по промыслу Божьему или каким-то другим причинам поразила именно эту ухоженную и внешне благополучную страну. Бытовое благополучие налицо, а вот с уровневым творится что-то нехорошее. Одни гей-парады чего стоят!

Исследования разности «культур» (ошибочное наименование уклада жизни) сегодня в большой моде, но никому в голову так и не пришло заняться исследованием той разницы, влияние которой на судьбу систем существенно больше. Большевики, вытеснив из страны или уничтожив самую высокую часть деятелей, тем самым существенно понизили средний уровень деятельности системы Россия, и это является главной причиной того букета разных форм и оттенков стагнации, которые мы наблюдаем последнее столетие.

Непонимание роли уровневых различий приводит к смешению понятий, лишённым логики «объяснениям», только запутывающим картину. Сегодня нередко можно встретить такой пассаж о начальном этапе построения «светлого будущего» в ещё недавно благополучной Российской империи: «Народ — раньше верующий — бросился разрушать свои храмы». Не верующие бросились разрушать, они относятся к ур. 1 ÷ 6, а чернь, социальные отбросы (–1 ÷ –2). И их вдохновители, это уровни (–3 ÷ –6). М. Осоргин в своих дневниках пишет, что Первая мировая война развенчала «миф о великой германской культуре». С ещё большим основанием это можно было бы сказать о Второй мировой войне. Но с великой культурой ничего не случилось, она как была, так и осталась в произведениях Дюрера, Бетховена, Гёте, Вагнера. В деятельности современников Осоргина: Манна, Шнабеля, Фуртвенглера. Всё очень просто: травили газами на фронте одни, сочиняли и исполняли великую музыку — другие. Созидатели и разрушители, живя бок о бок, существуют в параллельных мирах, разделённых почти непроницаемыми перегородками. Стоящие ниже не в состоянии понять «высоких», а разрушители к ним питают особую ненависть. Эту ненависть, довольно ловко подмешав к антагонизму между бедными и богатыми, большевики использовали для захвата власти.

Одни сжигают книги (речь идёт о нацистах), другие одержимы идеями устраивать на Дворцовой площади Петербурга какое-нибудь мероприятие с максимальным использованием возможностей современной аппаратуры, так, чтобы бронзовые кони с арки Главного штаба рухнули, а в Зимнем дворце все подвески с люстр осыпались. Среди этих идей каток у подножия Александровской колонны, фонтан, бьющий «из глади воды» напротив стрелки Васильевского острова, мигающая подсветка мостов, от которой рябит в глазах, и украшение в самом центре города в виде 400‑метрового «Газоскрёба», строительство которого проталкивалось с невероятным упорством. О каком уровне этих деятелей, уж, конечно, не «великой русской культуры» можно говорить?

Здравомыслящего человека обескураживает невероятная освещённость центра Петербурга по ночам. На улицах никого нет, а всё полыхает: мосты, дворцы, рядовые фасады? Неужели в городе все проблемы решены, и деньги больше некуда девать? Да нет, в городе катастрофически не хватает мест в больницах, тротуары зимой не чищены. Любой, знакомый с российскими нравами, догадывается, почему чиновники проявляют такое рвение с освещением. И он, конечно, прав. Но, может быть, эти миллионы ламп подсветки в час ночи отключать, оставив необходимые для нормальной жизни города уличные фонари. И город, избавляясь от этого вульгарного шика, будет выглядеть естественнее, благороднее, в чём то приближаясь к городу времён Пушкина, Достоевского.

Кажется, Ходасевичем было замечено, что в конце 1910‑х, когда Петроград опустел из-за голода, а все дореволюционные вывески, так безобразившие фасады, осыпались, как осенние листья, к Петербургу