словно бы вернулось достоинство, и он стал выглядеть величественнее. Кстати говоря, город тогда был вообще не освещён. И ничего, кому то это не помешало увидеть его красоту. Итак, важна мера, а для меры нужен вкус, а для вкуса нужен уровень, а для уровня… а вот тут то получается загвоздка: того, что нужно для уровня, а значит и самого уровня — нет.

Подмена уровней, сведение к некому несуществующему единому для всех уровню одними используется как приём полемики, другими для продуцирования весьма странных, порой разрушительных идей. За круглым столом, где собрались те, кому небезразлична судьба России, чтобы найти ответ на вечный вопрос: «Почему так плохо и кто виноват?» — всегда прозвучит сакраментальная фраза: «Нам надо наконец понять, что виноваты мы все». Большинство с этим не соглашается: воруют одни, а виноваты все. И правильно делает. Воры — это уровни (–2 ÷ –6) в зависимости от их масштаба, те же, кого призывают разделить с ними вину — созидатели (1 ÷ 6). Столь разнополярно действующие общности в принципе не могут составлять единое «мы».

Маркс сделал открытие, что пролетариат — самый передовой класс. Об уровне — ни слова. О каком уровне может идти речь, если он и так самый передовой! Тех, кому после окончания института пришлось работать на заводах, стройках этот тезис Маркса приводил в полное недоумение. Заметная часть самого передового класса активно пила и ломала. Не помогали различного рода «движения», типа стахановского, золотые звёзды героев социалистического труда, доски почёта. Производительность труда оставалась неправдоподобно низкой, и только в тех отраслях, куда шла наиболее креативная часть интеллигенции, нацеленная на большое дело — страна добилась поразительных успехов. Имена людей, сделавших это, хорошо известны. Они, безусловно, самые передовые, но это не пролетариат. Думается, что представление об уровневости существенно бы облегчило административные страдания молодых специалистов, чьи мозги, подвергнутые на студенческой скамье серьёзной обработке марксизмом-ленинизмом, с трудом продирались сквозь «самую передовую в мире теорию» к осознанию реальности.

Почему прогресс столь неоднозначен: в «техническом отделе» — там всё в порядке — наблюдается прогресс, а в нравственном — скорее похоже на регресс. Проблема с этой неприятной неоднозначностью прогресса тоже снимается, если рассматривать её с позиций уровневых представлений. Прогресс — это не рост производства, потребления и комфорта. Прогресс — это увеличение степени совершенства системы, обеспечиваемое переносом деятельности на более высокие уровни, то есть перемещением деятелей на более высокие уровни деятельности. Но в одних областях деятельности они могут перемещаться выше, а в других — ниже, и там имеет место регресс. Таким образом в технике, где действуют одни, может наблюдаться прогресс, а в нравственной области, где тон задают совсем другие, — регресс. Возникает вопрос, как определить: сегодня прогресс или регресс? Вычислением общего уровня деятельности системы в целом. Задача сложная, методика ещё не разработана, поэтому пока придётся определять «на глазок».

Уровневые тонкости прогресса мало кем осознаны. Приведём высказывание Ф. Энгельса: «Не только высокие идеи, но стремление к власти и алчность были и остаются главными силами прогресса». Конечно, прогресса в технической, финансовой и других областях, являющихся полем наживы. Но при этом низменные стремления, подогреваемые алчностью, настолько снижают средний уровень деятельности, что в целом приводят к регрессу. К тому же двигателем прогресса являются не заявленные идеи, а созидательная деятельность высокого уровня. «Высокие идеи» в исполнении большевиков принесли страшные несчастья России и отбросили её в цивилизационном отношении назад. Таким образом, это высказывание Энгельса неверно от начала и до конца. Очевидный пример непонимания природы и человека, и общества, которое обесценило марксизм и большевизм.

Вот ещё один пример грубой ошибки, к которой приводит отсутствие представлений об уровневой организации деятельности человека. Идол американской культурологии Л. Уайт определяет культуру как «механизм для выживания». Такая культура понимается им, как самое ценное приобретение человечества. Но способностью адаптации обладают все живые организмы, а у человека это функция деятельности преимущественно низшего уровня (1). Выше он всё более сосредотачивается на процессе «увеличение жизни». Увеличение жизни он осуществляет всеми возможными путями: увеличением её продолжительности, в детях, памяти неблагодарного потомства. Эти способы имеют естественные пределы, поэтому человек устремлённый рано или поздно приходит к самому эффективному способу увеличения жизни — повышению уровня деятельности. Самым ценными в человеке является системное сознание, содержащее экстракт из коллективного опыта предыдущих поколений, которое порождает устремлённость в Высоту.

Кстати, решимость живой системы приспособиться и выжить во что бы то ни стало — сильно преувеличена. Деятели на высоких уровнях могут сознательно отказаться от приспособления, заплатив за это ценою своей жизни. Так может поступить, например боевое подразделение, если есть более высокая цель, ориентированная на систему в целом. Это противоречит здравому смыслу деятелей низких уровней, тем более низших, где «бабло» и власть — главные ценности. У высоких другие мерки и, соответственно, другая жизнь. Как говорил Э. Ростан, «любить что-то больше, чем жизнь — значит сделать жизнь чем-то большим, чем она есть».

На высших уровнях первоначальные цели и задачи трансформируются, как говорится, «до неузнаваемости». Главной целью, несмотря на лишения, бедность, предрассудки окружающих, становится самореализация. Лишь немногие достигают славы и материального достатка при жизни, но они без колебания приносят в жертву буквально всё, стремясь достигнуть максимально возможного для них уровня. Именно о них с полным основанием можно сказать: человек — это устройство для переработки информации в Высоту. И не только информации, некоторые наделены способностью «перерабатывать» в высоту встречающиеся на пути препятствия. Каждое новое препятствие — это открывшаяся новая возможность. Смертельная опасность мобилизует и заставляет использовать свой спящий потенциал. Так жизнь подталкивает нас к развитию. «Нет ничего более увлекательного, чем воля, побеждающая непокорное тело» (Р. Роллан). Деятели, подобные Роллану, являются самыми мощными продуцентами количества жизни и самыми ценными негэнтропийными элементами системы.

Уровневая модель даёт ответ на основной вопрос философии: «Что первично: материя или дух?» Первична материя. По словам Энгельса дух есть «цветение материи». Красивая метафора, но правильнее называть цветением материи всю созидательную деятельность человека. Дух — это максимум созидательной деятельности человека, и если быть точным, плодоношение материи. В какой мере бытие определяется сознанием, — это другая формулировка основного вопроса философии — зависит от уровня деятеля. Любой ответ на этот вопрос без указания уровня неверен. Сознание и его автономность растут с уровнем, поэтому, на нижних созидательных уровнях бытие определяет сознание, а на высших сознание определяет бытие. Философы в течение многих столетий не могут найти правильный ответ, потому что не владеют уровневыми представлениями.

У сторонников пансоциальных теорий «бытие