Я вместе с Аксом и Валери смотрела запись, а на глаза наворачиваются слезы. Я расстроилась. Теперь я поняла, что в политике есть еще и перформативная часть, которую мне пока не удалось освоить. А ведь я выступала с этими речами уже больше года. Теперь я поняла, что лучше всего общаться с людьми в небольших помещениях, вроде тех, что были в Айове. В больших залах труднее передать тепло. Толпы требовали более четких лицевых сигналов, над которыми мне нужно было работать. Теперь, когда оказалось уже слишком поздно, я была потрясена.

Валери, подруга уже на протяжении пятнадцати лет, сжала мою руку.

– Почему вы не говорили со мной об этом раньше? – спросила я. – Почему никто не попытался помочь?

Ответ заключался в том, что никто не обращал на это внимания. Складывалось впечатление, будто у меня все хорошо, пока не стало плохо. Только теперь, когда я сделалась проблемой, меня вызвали в кабинет Акса.

Для меня это был поворотный момент. Предвыборный штаб должен служить исключительно кандидату, а не его супруге или семье. И хотя сотрудники Барака уважали меня и ценили мой вклад, они никогда не давали мне указаний. До этого момента никто из кампании не потрудился поехать со мной или появиться на моих мероприятиях. Я никогда не проходила медиатренинг или подготовку к выступлению. Я поняла, что никто не будет за мной присматривать, если я не настою на этом.

Зная, что внимание ко мне будет только усиливаться, когда мы перейдем к последним шести месяцам кампании, мы наконец решили, что мне требуется реальная помощь. Если я собираюсь и дальше поддерживать кампанию наравне с кандидатом, мне нужна такая же поддержка, как ему. Я должна защищать себя, лучше организовывать мероприятия и требовать ресурсы, необходимые для этой работы. В последние недели праймериз штаб Барака расширил мою команду, включив в нее координатора и личную помощницу – Кристен Джарвис, добродушную бывшую сотрудницу Барака из его команды в Сенате, чье спокойствие должно было удерживать меня на плаву в стрессовых ситуациях, – плюс серьезную, политически подкованную специалистку по коммуникациям Стефани Каттер. Работая с Кэти и Мелиссой, Стефани помогла мне отточить мое послание и презентацию, подготовив к главной речи, которую я должна была произнести в конце лета на национальном съезде Демократической партии. Кроме того, нам наконец-то предоставили доступ к самолету кампании, что помогло мне работать более оперативно и эффективно. Теперь я могла общаться с прессой во время полетов, делать прическу и макияж по пути на мероприятие или брать Сашу и Малию с собой без дополнительной платы.

Все это облегчило мою жизнь, я стала чаще улыбаться, а постоянное напряжение несколько ослабло.

Когда мы планировали публичные выступления, Стефани посоветовала мне играть на сильных сторонах и не забывать о том, о чем я больше всего любила говорить: о любви к мужу и детям, прочной связи с работающими матерями и чикагских корнях, которыми я гордилась. Она знала, что я люблю пошутить, и рекомендовала не сдерживаться. Другими словами, быть собой – это нормально. Вскоре после конца праймериз я приняла предложение выступить приглашенной соведущей в программе The View[132] и провела счастливый и энергичный час с Вупи Голдберг, Барбарой Уолтерс и другими ведущими перед живой аудиторией. Я рассказала о нападках, но посмеялась над историями с девочками, кулачками и неприятностями из-за колготок. Я почувствовала легкость, по-новому овладела своим голосом. Шоу вызвало в целом положительные комментарии. На мне было черно-белое платье за 148 долларов, которое вдруг начали покупать и другие женщины.

Я оказывала влияние и начинала получать от этого удовольствие, чувствовала себя все более открытой и оптимистичной. Я пыталась научиться у американцев чему-то и для себя. По всей стране я проводила круглые столы, фокусируясь на проблеме «работа и семья» – том, что мне было особенно интересно. Самое тягостное впечатление на меня произвели встречи с семьями военнослужащих, в большинстве своем в группах были женщины, но иногда попадались и мужчины.

«Расскажите мне о своей жизни», – просила я. И слушала истории часто совсем юных женщин с младенцами на руках. Жены военных описывали, как им приходилось переезжать по восемь или больше раз и начинать все сначала, устраивая детей на уроки музыки и факультативные занятия. Трудно приходилось и в плане карьеры: например, учительница не смогла сразу найти работу, потому что в новом штате ее сертификат преподавателя был недействителен; мастера маникюра и физиотерапевты столкнулись с аналогичными проблемами. Многие молодые родители с трудом находили доступные по цене детские сады и ясли. И все это, конечно, омрачалось тем, что любимый человек на двенадцать месяцев или больше отправлялся в Кабул, или Мосул, или на авианосце в Южно-Китайское море. Встреча с супругами военных заставила меня по-новому взглянуть на свои проблемы. Их жертвы были намного больше моих. Я сидела на встречах, сосредоточенная и несколько озадаченная тем, что так мало знаю о жизни военных. Я поклялась себе, что если Бараку посчастливится быть избранным, то я найду способ поддержать их семьи.

Все это придало мне энергии на последний этап кампании Барака и Джо Байдена, приветливого сенатора из Делавэра, который официально пойдет на выборы вторым кандидатом, баллотируясь на должность вице-президента. Я осмелела и вновь следовала инстинктам, окруженная единомышленниками. На публичных мероприятиях я старалась чаще лично общаться с людьми, будь то небольшая группа или многотысячная толпа, за кулисами или через веревочное ограждение. Когда избиратели увидели меня вживую, они поняли, что карикатуры не соответствуют действительности. Ненавидеть вблизи гораздо труднее.

Я провела лето 2008 года, двигаясь все быстрее и работая все усерднее, убежденная в том, что принесу пользу Бараку. К концу августа я впервые работала со спичрайтером – одаренной молодой женщиной Сарой Гурвиц, которая помогла сформировать мои идеи в жесткую структуру семнадцатиминутной речи. После нескольких недель тщательной подготовки я вышла на сцену Пепси-Центра в Денвере и предстала перед живой аудиторией в 20 000 человек и телевизионной аудиторией в несколько миллионов, готовая рассказать миру, кто я такая.

Меня представил мой брат Крейг. Мама сидела в первом ряду VIP-ложи, немного ошеломленная тем, какой масштаб принимают наши жизни. Я говорила об отце: о его смирении, его покорности и о том, как все это сформировало меня и Крейга. Я старалась дать американцам как можно более личное представление о Бараке и его благородном сердце. Когда я закончила, люди аплодировали и аплодировали, а я испытала облегчение, зная, что наконец изменила представление избирателей о себе.

Это был безусловно важный момент – грандиозный, публичный и по сей день набирающий просмотры на YouTube. Но именно из-за размаха он казался мне до странного незначительным. Мой взгляд на вещи менялся, словно свитер, который медленно выворачивают наизнанку. Сцены, публика, софиты, аплодисменты. Все это становилось более нормальным, чем я могла себе представить. Настоящую жизнь не репетировали, не фотографировали, она скрывалась в моментах, когда никто не выступал и никто не судил и когда еще были возможны настоящие сюрпризы, – в моментах, когда без предупреждения можно почувствовать, как на вашем сердце открывается крошечный замочек.