и маменька подзабылась. Любви-то особенной давно между нами нет. Кроме того, она у меня еще молодуха – чуть-чуть за полтинник, – крутится как-то, живет общественной жизнью.

– С отчимом?

– А вот и нет! Он после истории со мной начал пить. Наверное, перенервничал, что я его сдам, а у него работа была ответственная – профессор в медицинском. Поначалу незаметно было, а потом разошелся по полной. Ну и замерз на лавочке после новогоднего корпоратива. Я тогда на третьем курсе училась.

– Да уж. Нелепая смерть.

– Любая – нелепая.

– Почему вы так думаете?

– Потому что мы из живого человека – думающего, чувствующего – превращаемся в мешок с костями. Вы что, док, покойников никогда не видели?

– Доводилось, конечно. Но под таким углом никогда на них не смотрел.

– А вы взгляните как-нибудь при случае. Никакого же портретного сходства. Так, пустая обертка. Поэтому нелепо. Всю жизнь работаешь, пыжишься. А потом – бац! И превратился в фантик. Без конфеты. Даже если ты Наполеон какой-нибудь или Сталин. А все одно: вскроют, набальзамируют – и в ящик. Окружающие поплачут пару часов, а потом забудут.

– Положим, Сталина с Наполеоном не забыли.

– Еще как забыли!

– Не понял?

– Помнят исторические образы, а не людей. А какие они были-то на самом деле? Что любили? Чего боялись? Как пахли по утрам? Кто это теперь вспомнит? Вот именно это и нелепо – мы ощущаем себя совсем не такими, какими оказываемся после встречи со старухой с косой. Поэтому не важно, кто как уходит за горизонт Бытия – замерзнув на лавочке или уткнувшись грудью в жерло пулемета. Эффект одинаковый – полное безобразие.

– И все-таки не соглашусь. Как мы уходим и что после себя оставляем – имеет значение. Ну да ладно. Это тема для долгой дискуссии. Лучше ответьте мне на вопрос: почему вы мне рассказали об этом только сегодня? Знай я раньше, что с вами произошло, мы бы совсем по-другому выстраивали терапию.

– Я так сильно хотела забыть об этой истории, что мне это практически удалось.

– Но вы об этом не забыли. Более того, это стало фундаментом вашего отношения к себе и окружающим. В первую очередь к мужчинам.

– Уж не хотите ли сказать, что именно из-за этой истории я стала феминисткой?

– Не без этого.

– Фи. Как однобоко.

– Но, повторюсь, не без этого. Думаю, если вы поговорите по душам с вашими соратницами по борьбе, то у многих найдутся похожие истории.

– Еще скажите, что мы все толстые и страшные.

– Зачем же вы так, Наталья? Просто, как психолог, могу со стопроцентной уверенностью сказать, что от хорошей жизни никто не лезет на баррикады. А если лезут, то для того, чтобы ликвидировать некий сильный раздражитель, причину всех личных бед, так сказать. У феминисток главный раздражитель – это мужчины, маскулинность как таковая, патриархальный мир. Соответственно, у тех, кто стоит во главе движения, наверняка должны найтись истории неудачных взаимоотношений с противоположным полом, с которыми они не справились. Даже если они их отрицают. Я бы даже сказал – особенно если они их отрицают. Уж извините.

– Не хочется в этом признаваться, но, может быть, вы и правы. Мне, кстати, стало легче после того, как я вам все рассказала.

– И поверьте мне, это только начало! Правда, нам придется еще немного покопаться в вашем прошлом. Но не сегодня, естественно. Думаю, надо взять небольшую паузу. Как вы считаете?

– Как раз хотела вам это предложить, док. Вымоталась физически от нашего с вами разговора. Хотелось бы поспать.

– Не буду препятствовать. Завидовать буду.

– У вас там кто-то еще после меня?

– А вы как думали? Локдаун увеличил количество клиентов вдвое.

– Так это же хорошо, Аркадий! Банкротство вам точно не грозит.

За сим и распрощались. Разговор оставил у психолога тягостное ощущение. Ему было неприятно, что за два года общения с клиентом он умудрился прозевать столь очевидную психологическую травму. «Теряешь хватку, Аркаша. На свалку тебя пора», – заявил он самому себе. Но потом в комнату ввалились дети, увлеченные какой-то совместной сетевой игрой. Воздух сотрясла череда диких англицизмов, смысл которых от Кузнецова ускользнул. Психолог взбодрился и пришел к выводу, что самоликвидироваться из профессии рановато. По крайней мере, до тех пор, пока чада не начнут получать удовольствие от владения хорошим русским языком.

Сила любви

Наталья еще не раз возвращалась в электронную приемную Кузнецова, но после детских откровений работать с ней стало гораздо проще. Выговорившись, она как будто обрела стержень. По крайней мере, раньше Аркадий не наблюдал в ней такой цельности, какую видел на новом витке общения. Чего не скажешь о других клиентах, доселе не вызывавших тревожности. Например, к большому удивлению психолога, через полтора месяца после начала карантина полностью деморализованным оказался юный журналист Арсений. Во время их виртуальных встреч он ныл, как столетний старик. Кажется, его не устраивало все. В первую очередь он сам как таковой.

– Не могу больше! – ныл молодой человек. – Это просто капец!

– Что именно, Арсений? Успокойтесь, пожалуйста, и потрудитесь объяснить.

– Вот это все!

– Понятнее не стало, знаете ли.

– Да карантин этот, самоизоляция, пандемия.

– Все перечисленное длится уже почти два месяца. И, насколько я помню, изначально вы отнеслись к этому скептически. Что изменилось?

– Появилось ощущение, что это никогда не закончится. А я чудовищно, просто нечеловечески устал!

– Отчего же? Вам же так нравилось, что не нужно больше ездить на работу и тратить по два часа в каждую сторону.

– Выяснилось, что я был слеп, и теперь мне не хватает общественного транспорта. Знаете, возможности посерфить спокойно в телефоне, понаблюдать за пассажирами.

– Это так интересно?

– Конечно! Каких только фриков не встречается в метро! Клондайк для наблюдений! А теперь этого всего нет.

– Но вы же, как журналист, можете выходить. QR-код только нужен.

– Мне не дают.

– Да ладно?

– Ага. Говорят, что надо вначале ПЦР-тест сдать.

– И в чем проблема?

– Боюсь. А вдруг я болею? Только бессимптомно.

– Ну так тем более. Вас сразу начнут лечить.

– Не, не, не. Не хочу даже проверять. Положат в Коммунарку. Оттуда потом не выберешься. Лучше уж дома сидеть.

– А без кода? Так сказать, самостийно?

– Пробовал вчера. Сразу же остановили. Штраф содрали. Больше не хочу. Наша милиция нас бережет. Это у них хорошо получается. Хотя, по мне, лучше б преступников ловили.

– Что есть, то есть. В общем, я так понял, что из дома вы теперь ни ногой. Ну так ловите момент. Помнится, вы книгу хотели