Если уж речь зашла о девственности, то с сексуальным содержанием — именно его нехватка всегда была слабым местом вообще-то мощной традиции советского кино о старшеклассниках — в «Выпускном» всё в порядке. Среди его героев — та самая, пошедшая в фольклор, «голая выпускница» в ажурном кружевном платье (Яна Енжаева), в центре — пара влюбленных, далеко не платонически увлеченных друг другом (Виктор Грудев и Кристина Исайкина), а местный вокально-музыкальный дуэт Black & Black (Данила Вахрушев и Никита Карпинский) по ходу действия читает рэп, основной текст которого сводится к фразе «Мы будем жарить телок». Их же младший кореш (в его роли талантливый Сергей Походаев, которого мы вот-вот увидим в совсем другой роли в «Левиафане») и вовсе снимает клип под названием «100 жоп». Весь фильм в каком-то смысле становится видеорядом к одноименной песне. При этом авторам чудом удается удержаться в рамках формальных приличий, переведя на залихватский язык популярной комедии сюжет фильма Валерии Гай Германики «Все умрут, а я останусь». Тут как раз не умирает никто, хотя королева местных готов — рок-бардесса Юля Ночь по кличке Жаба (колоритная Саша Макарская) — все время угрожает покончить с собой.

В эту картину вместе с неформальной и сленговой лексикой проникла глумливая интонация, позволяющая отменить привычные табу. Нормальная позиция для любого тинейджера. «Выпускной» проходится по коррупции: мордатые чиновники из числа отцов соорудили себе особняки на госсредства, выделенные для строительства мостов через Волгу, а теперь размышляют, не взяться ли за новые мосты — уже вдоль реки, по всей длине. Хватило денег и на то, чтобы отправить деток учиться в Роттердам (Нью-Йорк и Лондон не потянули), но изобретательный сынок не желает расставаться с друзьями и девушкой. Он стращает доверчивого папашу ужасами Гейропы, и тот моментально сдается в пользу патриотического выбора. Вообще, вечная тема двоемыслия и лицемерия, с которым подростки вступают в стихийный конфликт, в «Выпускном» решена крайне удачно. По сюжету, в разгар вечеринки старшеклассники приглашают родителей и учителей в бомбоубежище, где для них якобы приготовлен сюрприз, — и запирают там, чтобы повеселиться вволю. Но старшие, обнаружив в своей тюрьме атрибуты собственной юности — от пропагандистских пионерско-комсомольских плакатов до старого кассетного магнитофона и записей эстрады поздних 80-х, — идут в отрыв, устраивая пьяную дискотеку и стихийный дебош покруче организованной их детьми вакханалии.

Думая о названии продюсерской компании, снявшей «Горько!» и «Выпускной», — Lunapark, — я невольно вспомнил о выдающейся книге Рема Колхаса «Нью-Йорк вне себя»: там подробно рассказано о том, как феномен великого мегаполиса вырос из первых луна-парков на Кони-Айленде. Точно таким же образом новейшая история России тесно связана с бесконечным переосмыслением советского понятия «халява» и, по сути, определена стремлением к жизни-празднику. На этом бесконечном карнавале в стране, где в году рекордное количество выходных дней (вы знали?), каждый скрывается за удобной маской, высвобождающей скрытую энергию и спасающей от требований тоталитарного общества. Перевернутые смыслы в этом мире всегда приветствуются: «горько» означает «сладко» — и наоборот.

Ну а там, где кончается праздник, исчерпан материал для фильма: недаром в последнем кадре все герои выпускают из рук воздушные шары, прощаясь с опьянением и приветствуя неминуемое похмелье, милосердно скрытое финальными титрами. И корабль, на котором они так и не поплыли в свой выпускной, в это время проходит мимо — напоминая об «Аталанте» Жана Виго, гениальном фильме о взрослении. Вообще, «Выпускной» весьма лихо сочетает подростковую непосредственность с синефильской насмотренностью, которая нет-нет да и прорывается наружу. Например, разбуянившиеся дети выбегают во двор, пьют там и ломают мебель, складывая из нее костры, а в памяти моментально всплывает «Стена» Алана Паркера — кода «Another Brick in the Wall (Part II)», в которой дети с криком «нам не нужно образование» крушат здание школы и гоняются за учителями. Западная анархическая традиция, слава богу, все-таки побеждает назидательность глубоко советского «Праздника непослушания», в сторону которого уже, казалось, стал сворачивать сюжет.

Когда выпускной, как любой карнавал, заканчивается, моментально становится ясно, что пароход не случайно уплыл куда-то далеко, а легкомысленный герой отказался от Роттердама. Не надо никуда стремиться. Российская провинция — то самое место, где только и возможно ощутить специфическую горечь новой отечественной комедии. Тем интереснее задаться вопросом, какой смех и какой грех она предложит нам в дальнейшем.

Трехмерный отечественный «Вий» — на самом деле сиквел: он начинается с того момента, как Хому Брута находят бездыханным в церкви у гроба с телом панночки. Жаль, не додумались озаглавить фильм «Вий 2» или «Вий. Продолжение». На экраны возвращается не только придуманное Н. В. Гоголем чудовище, но и еще двое — режиссер Олег Степченко и его верный соратник, артист-продюсер Алексей А. Петрухин (здесь он исполнил роль в чем-то главного, а в чем-то внесценического персонажа — самого философа Брута). Не помните таких? Неудивительно, ведь память вытесняет травматические опыты, а таковым для многих доверчивых зрителей стали два первых фильма дуэта, «Сматывай удочки» (2003) и «Мужской сезон. Бархатная революция» (2005). Сделанные на заре нового русского «блокбастерного бума» в двух предполагаемо востребованных жанрах — первый выдавался за постмодернистскую комедию в тарантиновском духе, а второй за серьезный боевик о защите нашей родины эфэсбэшниками, — они провалились с треском, оглушительность которого лишь подчеркивалась несуразно-помпезной рекламной кампанией.

Им бы после этого и сгинуть, как демонам из сказки, но своих планов, объявленных еще до премьер тех картин, дуэт оставлять не собирался: они таки экранизировали гоголевского «Вия». Правда, на зализывание ран (по другой версии, на обеспечение по-настоящему современного визуального ряда) ушло почти девять лет. Но Герман же снимал «Трудно быть богом» еще дольше, а Степченко с Петрухиным чем хуже? Россия, как нам когда-то сообщил Николай Васильевич, страна иррациональная. В любой Франции, не говоря о Штатах, после двух подобных провалов режиссер и продюсер сделали бы сэппуку — или, по меньшей мере, пошли бы снимать непритязательные ситкомы для кабельных каналов. А у нас — собрали откуда-то многомиллионный бюджет и перенесли на экран один из главных шедевров великого писателя. Чудеса похлеще гоголевских.

Забудем о соответствии высоким стандартам, заданным первоисточником: история и вообще не знает «адекватных экранизаций», а в случае шедевра даже претендовать на адекватность было бы нелепым. Так ведь это и не экранизация вовсе. Задача ставится иначе: показать, как все было «на самом деле». Для этого на отдаленный хутор вслед за простодушным Хомой засылается британский картограф Джонатан Грин, сыгранный бойким артистом-иностранцем Джейсоном Флемингом. Что забыл гринвичский ученый в украинской глубинке и как именно его перемещения связаны с прологом, в котором он обрюхатил грудастую блондинку, остается туманным, — однако «Вий» не из тех фильмов, которые озабочены ответом на второстепенные вопросы. Здесь релевантны только глобальные «кто виноват?» и «что делать?».