Но Андрианову и сценаристу Владимиру Валуцкому только того и нужно. Никаких двусмысленностей и игр: не время шутить. Вопреки исторической аккуратности педанта Акунина, в фильме показана воображаемая Москва, застроенная по тому самому, неосуществленному сталинскому генплану. Вот работы художников-постановщиков в «Шпионе» — хоть сейчас на «Оскар» выдвигай. По чистым тротуарам идут счастливые люди, по мостовым ходят чистенькие трамваи, сияет только что отстроенная ВДНХ, ломятся от товаров прилавки магазинов, а в центре возвышается достроенный Дворец Советов, на балконе которого стоит мудрый Вождь. Лепота, да и только: воистину город-сад. И что же может угрожать такой идиллии? Знамо дело, только иностранная угроза.

«Шпион» — гимн стабильности и в то же время разоблачение мифа о ней. Несвершившаяся мечта об идеальном государстве, управляемом крепкой рукой, и честных советских людях, служащих оплотом этой власти. Никакие авторские ходы, никакие подножки и разоблачения не могут нарушить этой подозрительной благостности, которой веет даже с рекламных плакатов фильма. Одни увидят в этом обычную фальшь, другие — прекрасную утопию.

Нет сегодня для нас науки важнее истории — от единого школьного учебника до сериалов на федеральных каналах, от летописей Акунина до концепций Мединского. Она, родная, оправдает и объяснит всё, пособит патриотам, утешит либералов и выстроит рядком всех Рюриковичей, как матрешек. Ее лукавые уроки позволят каждому сделать выводы, удобные для его ума и совести.

Она же сделала так, что «Василиса» — проходной, хоть и высокобюджетный, фильм Антона Сиверса («Поцелуй бабочки», «Качели») — попала в яблочко, ответив сразу на несколько животрепещущих вопросов современности. Казалось бы, какая тут связь? Долгострой, задуманный к 200-летнему юбилею Отечественной войны 1812 года и не поспевший, посвящен вымышленной судьбе легендарной партизанской командирши Василисы Кожиной. Он всего-то лишь должен был выполнить расплывчато-патриотический заказ государства, а оказался актуальнейшим фильмом сезона.

Все мы уже полгода только и слышим об «ополченцах», но, кто они такие, как выглядят и чего хотят, большинство представляет слабо. «Василиса» покажет вам ополченцев (слово, тесно связанное именно с народным сопротивлением Наполеону), пугающе похожих то ли на героев сказки «Двенадцать месяцев», то ли на колоритные снимки донбасских полевых командиров. Все поголовно бородатые и синеглазые, суровые и справедливые, вооруженные топорами и дрекольем, они редко улыбаются и часто молятся. Они поднялись как один, гонимые смутным чувством, не имеющим никакого отношения к законам или правилам, по которым ведутся войны. «Как-то больно. А вот чё больно, понять не могу», — простодушно констатирует один из них в канун решающего боя с неприятелем.

Посмотришь на этих сумрачных стеснительных мужиков, вооружившихся и ушедших в леса будто против воли, и поневоле проникнешься к ним симпатией. Ясно, что таких инстинкт обманывать не станет. На что еще оно нужно, чутье? Лишь на то, чтобы отличать своего от чужого. Ополченцы воюют с чужими. Чужие здесь — европейцы со своими ложными ценностями, по которым вздыхает еще в начале фильма, как в начале одного длинного романа графа Толстого, глупый барин-либерал (Андрей Ильин): «Этой стране нужен Наполеон!» Накликал. Пришли, нехристи.

Для чего они идут на нашу землю, эти хлыщи с подкрученными усиками, с бледнолицым низкорослым фюрером во главе? Ну как же. Сперва грабить деревни — зерно вывозят мешками, коз с овцами угоняют. Потом насиловать женщин и детей, как без этого. Далее, глумливо смеясь и переговариваясь на своем непонятном наречии, расстреливать недовольных. Наконец, самое важное — любимое дело многих европейцев: осквернять православные церкви. Именно в этот момент терпеливый (но не до бесконечности же) русский народ уходит в леса. А кто не уходит, тот начинает воспевать подвиг ополченцев. Догадайтесь, кто этот симпатичный пацан, беспечно играющий со сверстниками в снежки? Не узнали — стыдно. Он, о котором персонажи говорят с особой нежностью «смуглый кучерявый арапчонок», — невесть чем себя прославивший к 1812 году гимназист А. С. Пушкин, бормочет в детских играх себе под нос сакраментальное: «Сразились. Русский — победитель! // И вспять бежит надменный галл; // Но сильного в боях небесный вседержитель // Лучом последним увенчал…» Актуальные стихи, между прочим. Сразу вспоминаешь аргументы полемики последних месяцев: «Вот Пушкин бы непременно в этом конфликте встал на сторону… (нужное подставить)».

Любопытно, что «Василиса» отвечает даже на сакраментальный, поссоривший всех со всеми, вопрос о наличии российских войск на Украине. В косвенной, разумеется, форме. Лирический сюжет фильма, которому посвящены тягостные первые полчаса, повествует о карамзинском по духу романе между молодым, усатым и облаченным в непременные белые перчатки барином Иваном и бедной дворовой девкой Василисой (он зовет ее, как правило, «Василёк»). Так вот, когда война начинается, Василиса выходит против желания за немолодого старосту, а Иван уходит на фронт гусаром. Вскоре она (Светлана Ходченкова) — из гадкого утенка выросшая в статную блондинку с саблей и в кожаной куртке — возглавляет пресловутое ополчение, единственная женщина среди «лесных братьев», а он (Дмитрий Соломыкин) служит в регулярной армии, где-то вдали от попираемой неприятелем родной деревни. Это, безусловно, глубоко символический союз. С французами и особенно мерзким офицером, носящим кинематографически-отталкивающую фамилию Блие, сражается именно она, как воплотительница нужд и страданий народа. Иван же, олицетворение регулярной армии, — в красивой форме и с шашкой наголо — является на горизонте лишь изредка, когда совсем невмоготу. Поможет — и опять исчезнет, в какое-то внесценическое пространство, где существует и благородный русский царь Александр, управляющий процессом на расстоянии.

Надо сказать, что собственно заглавная героиня — главная проблема этой стройной схемы. В Крыму, конечно, есть прокурор Наталья Поклонская, она же «Няш-Мяш», очень похожая на Кожину в интерпретации наших кинематографистов. Но вот у ополченцев ДНР и ЛНР женщины в основном играют причитающиеся им в «русском мире» роли боевых подруг, а никак не лидеров. Что попишешь, кинематографу бородатые и неотличимые друг от друга мужики необходимы лишь в качестве массовки, а в центре должны быть какая-нибудь если не Жанна д'Арк, то хотя бы Зоя Космодемьянская: точно как Зою, к финалу наполеоновские изверги — или, как выражаются мягкосердечные ополченцы, «сволочи картавые» — собираются прилюдно, при всем селе, повесить Василису. Разумеется, настоящие враги русского народа не могут быть просто солдатами неприятеля. Им положено быть карателями.

Отдельно отметим: к Ходченковой, главной звезде и локомотиву «Василисы», претензий нет. Она, конечно, ужасно пучит глаза и говорит сдавленным от героизма голосом, но такова участь вымышленной народной героини. Одновременно с фильмом Сиверса вышла милая, непритязательная комедия «Любит не любит», где та же актриса в высшей степени симпатична, органична и уместна. А помните, всего пару лет назад Ходченкова являла свой недюжинный комический дар в роли Наташи Ростовой в идиотическом и по-своему очаровательном фарсе на точно ту же тему — «Ржевский против Наполеона», производство Россия — Украина… Так и обозначается дистанция, пройденная нами всеми — отнюдь не только хорошей артисткой и просто красавицей Ходченковой — за рекордный срок: не от героических событий 1812 года до смутного времени 2014-го, не от очаровательной «Гусарской баллады» с ее Шурочкой Азаровой до наших дней, а буквально от дурацкой комедии-анекдота до высосанной из пальца трагедии, в которой нет ни кадра правды.