– А ты там помалкивай. Спросит, скажешь, что всё сделали, как договаривались – и точка. Понял!?

Драный быстро закивал головой. А потом, набравшись ещё раз смелости, спросил:

– А с этими-то чево?

Морда зло покосился на него, посопел, почесал бороду и нехотя выдавил:

– Тут, однако, оставить придётся. Девчонка вряд ли очухается, крепко я приложил… Рыжая… кто её знает, вдруг и вправду вейсторская жёнка, Лодочник ничего про неё не сказал, сволочь… А мне неохота голову терять из-за всякой… Привяжем покрепче – сама и сдохнет. Или зверюшки здешние подмогнут. Какой тогда с меня спрос? – Морда расплылся в довольной улыбке, найдя такой умный выход из щекотливой ситуации. – А старикашку ей в компанию. Им вместе подыхать веселей будет!

Теперь уже гоготала вся компания. Жила всхлипывал, сотрясаясь всем своим длинным телом. Палёный разразился таким неожиданно громким хохотом, что лошадь шарахнулась и жалобно заржала. Драный взвизгнул и завалился на спину, дёргая в воздухе коротенькими кривыми ногами.

Пленники в ужасе смотрели на веселящихся разбойников. Сейчас, когда до них, наконец, дошёл весь смысл услышанного, холодный липкий ужас начал выползать откуда-то из подсознания и заполнять собой все их существа. Мелеста отчаянно старалась не расплакаться, но предательские слёзы сами покатились по щекам. Никита зло глянул на сидящих у костра и процедил через стиснутые зубы:

– Гады! Фашисты проклятые! Ненавижу вас, твари!

Бракар молчал. Он решил предпринять ещё одну попытку уговорить разбойников отпустить их. За хороший выкуп, конечно. Он не был уверен, захочет ли раскошелиться тётка Мелесты, но ведь всегда можно было обратиться к любому члену Лекарского Братства.

– Послушайте! – Голос Бракара прорвался в веселье, и оно мгновенно смолкло. Головы мужчин с любопытством повернулись к пленникам.

– Послушайте! Я – Бракар, лекарь господина вейстора Прилесья! И я вам обещаю, что если вы отпустите нас с миром, и мы сможем добраться до Таграса, мы заплатим каждому из вас по десять золотых литов. Каждому!

Глаза Жилы и Драного мгновенно зажглись жадностью, как будто в них вспыхнул отблеск считаемых в голове золотых монет. Палёный удивлённо хмыкнул и посмотрел на предводителя. Морда, медленно погасив в бороде ухмылку, встал и, потянувшись до хруста, буркнул:

– Эх, старик, если ты и выжил из ума, то я ещё пока нет. Отпустить вас и поехать с вами за деньгами… ага, держи карман шире! Да ты же сам в первой попавшейся деревне заголосишь, что тебя разбойники поймали и денег требуют! И фьють – плакали мои денежки, а с ними и жизнь моя, пусть не очень сытая, но единственная! Не, я лучше проверенным способом себе на вино и бабу заработаю! Ладно, хватит базарить. Рассвело уже, пора сматываться…

Не прошло и четверти часа, как разбойники покинули поляну. Драный запряг лошадь в повозку и, гикнув, погнал её назад в деревню. Остальные связали парней между собой так, чтобы едва пришедший в себя, но ещё неустойчиво стоящий на подкашивающихся ногах Тван опирался на плечи друзей.

Мелесту с Бракаром привязали верёвкой к толстому дереву и заткнули им рты, чтобы те не привлекли внимания случайных путников. Рулу, так и не подающую признаков жизни, бросили им под ноги.

Сквозь льющиеся слёзы, Мелеста смотрела, как её друзья уходили, подгоняемые нацеленными им в спины мечами. Волна ужаса и отчаянья сдавила ей горло, и девушка потеряла сознание.

– Вот же дрянь! Вонючка подзаборная! Бежать надумал? Я тебе покажу свободу, ублюдок!! – Удары сыпались со всех сторон. Никита упал на замёрзшую землю, и, свернувшись в комок, старался хоть как-то защитить голову руками. Жила не стеснялся в выражениях, а его длинные руки и ноги ритмично молотили по лежащему телу.

– Э, ну хватит! Хватит, кому говорю! – Морда, отдыхавший у костра, повернул голову и, посчитав, что малец получил уже достаточно, прикрикнул на Жилу. – Забьёшь насмерть – сам потащишь его поклажу… Да и за покойника нам никто не отвалит денежку – трупаки нынче не в цене.

– У, сварг проклятый, – пнув последний раз, Жила подошёл к костру и уселся на расстеленной на еловых лапах попоне. – Чево тащим его? Надо было сразу прибить, там ещё, а не валандаться с ним по лесу. Те хоть крепкие, за них хорошо возьмём, а с этого шмыря какой навар… Тьфу, падаль худосочная…

Морда, ковыряя после обеда в зубах отломанной щепочкой, задумчиво смотрел, как весёлые язычки пламени принялись за новую ветку.

– А вот скажи мне, Жила, Лодочник – дурак?

Жила удивленно уставился на вожака. Морда нечасто спрашивал его о чём-либо, в основном предпочитая прикрикнуть или пустить крепкое словечко. Но сегодня он, видимо, был настроен философски.

– Не-е, с чево это он дурак-то? Вон, какие дела проворачивает! – В голосе Жилы сквозило неподдельное восхищение. – Крепкий мужик, хваткий…

– Во, ты сам и ответил – хваткий! А чего это вдруг хитрый и хваткий мужик нанимает нас, чтобы не просто ограбить этих нищебродов, а ещё и специально договаривается прибить этого мальчонку. А-а, смекаешь?

Смекать у Жилы получилось не очень, что вполне отчётливо отразилось на его угрюмом лице. Он почесал давно немытую всклокоченную голову, но это тоже ничего не дало.

Морда не спеша закончил с чисткой зубов, бросил щепочку в костер и снизошёл:

– А потому, дурень, что не простой это парнишка. И знает ведь, засранец, что-то такое, что Лодочник из него вытянул, а больше никому знать про это и не полагается. Допёрло?

Жила сквасил серьёзную рожу и кивнул головой.

– И это что-то, похоже, очень даже ценно… иначе, чево бы Лодочнику мараться. Вон сколько душ сгубили, даже бабу на сносях не пожалели… А ты его ногами! – Морда укоризненно покачал головой и хохотнул. – Ты бы его приголубил да обогрел, глядишь, он и посговорчивей будет, расскажет тебе свою жуткую тайну…

Жила обиженно набычился и что-то забурчал. Морда хмыкнул и уже более жёстко добавил:

– А что он чуть не сбежал – ты сам виноват! Сколько вам говорить, оболтусам, чтобы привязывали крепче! И не спали, как медведи, в карауле! А то они не только сбегут, а ещё и нам горло перережут… Дождётесь…

Жила опять что-то буркнул, но Морда его уже не слушал. Ещё пара дней, они выйдут из Гиблого Леса, и начнётся долгий путь по солончаковой равнине, усыпанной невысоким колючим кустарником с редкими серебристо-зелёными листьями.

Равнину пересекали вязкие ручьи с мутной солоноватой водой, от питья которой в животе начинался ураган, и неосторожный путник был вынужден всё время отбегать за хилые кусты, откуда доносились его протяжные стоны. Пока мог отбегать…

Одно было хорошо – через два дня пути равнина заканчивалась, и глазам путников открывалась медленно несущая свои спокойные воды величественная Ярельда, одна из четырёх главных рек Нумерии. Она не спеша петляла по пустыне Скелетов, протянувшейся на многие лиги, до самых Драконьих гор.