— Можно подумать, у меня есть выбор, — проворчала девчонка.

— Есть, — кивнула я. — Вы подписываете бумаги о неразглашении. И можете быть свободны. Отработаете повинность в приюте. Чему-то научитесь. Надеюсь, больше не попадете в такую ситуацию с работодателем… А что касается меня… Как вы понимаете — мне нужны не столько сотрудники, сколько соратники. Потому что женщина, издающая периодику — это нонсенс. А для империи — почти революция! Подумайте. Издательство будет поддерживать императора — и за это нас тоже будут клевать. Так что что-то доказывать еще и своему окружению, у меня просто не будет ни сил, ни желания!

— Я могу подумать?

— На здоровье. Только в своей комнате. Джулиана с сожалением положила номер. Дошла до двери. И обернулась.

— Это шанс для меня, — тихо проговорила она.

— Бесспорно.

— И меня никто не заставит писать материалы, которые противоречат моим убеждениям?

— Нет. Однако могу я попросить вас уточнить, в чем именно вы убеждены?

— Аристократы — бездельники! Злые, бессердечные люди!

Я рассмеялась:

— Вон — Луиза — бывшая баронесса Кромер — с вами согласна.

— А вы? — Частично. Аристократы — они разные. И у вас будет возможность в этом убедиться. Что еще?

— Жизнь простого человека должна год от года становится лучше!

— С этим согласны все присутствующие. И император Тигверд с сыновьями, я уверена, тоже так считает. И наши читатели. Только один нюанс — в результате чего эта жизнь должна становится лучше? Если в результате кропотливой тяжелой работы — я только «за»! Если в результате мятежа — что сейчас пытаются протащить бунтовщики — так я им не верю.

— А могу я задать вам вопрос? — спросила журналистка. — Вам-то все это зачем надо?

— Заработать денег и заслужить титул.

— Зачем? — изумилась девчонка. — Титул, как понимаю, у вас уже есть. Да и с деньгами проблем быть не должно.

— Понимаете, мне все это нужно заслужить. Иначе никак.

— Понимаю, — улыбнулась Джулиана. — Я согласна. Я буду с вами работать!

Прошло три дня после решения о том, что журналу быть и у нас все получится. Все было запланировано. Написаны все статьи. Словом, сделано все, что можно было сделать не выходя их поместья.

Наташа адаптировала свой текст под имперские реалии — ей, похоже, нравилось все, что с ней происходит. Мама и Джулиана взяли на себя газету — и за три дня споров — решили, какие развороты чему будут посвящены. Луиза готовила разворот по рукоделию. Мы все очень обрадовались — никто, кроме нее такими полезными навыками как вышивание крестиками или вязание крючком или чем там еще положено заниматься уважаемой даме — не владел. А подобное времяпрепровождение для женщин в Империи было, по большому счету, основным… Поэтому мы торжественно назначили Луизу заведовать этой рубрикой.

И теперь она страдала, что в империи нет Интернета. А она у нас недостаточно нахомячила схемок и идей.

Я выступала в роли Наполеона — и координировала. Одновременно пытаясь сообразить, как все наши задумки воплотить в жизнь.

Но сегодня я пообщалась с Ирвином. И у меня закралось нехорошее, но с каждым часом все крепнущее подозрение… Похоже, Фредерик наш женский коллектив просто-напросто отвлек от тех событий, что происходили за стенами поместья.

Запер.

— Вам лучше оставаться в комнате, — уже откровенно пряча от меня глаза, проговорил целитель.

— Но хоть на кухню мне можно спуститься?

— Разве прислуга не достаточно хорошо исполняет свои обязанности?

— Ладно, в библиотеку…

— Может, миледи стоит заняться вышиванием… В спальне.

— Допустим, — не стала я объясняться с подневольным человеком. — А что насчет журнала? Время-то идет. Да и его величество говорил, что надо выпускать газету…

— Может, позже…

При этом вид целитель имел очень несчастный.

— Дети уехали в Академию, — сжалилась я над ним и поменяла тему разговора.

— Да, — радостно ответил Ирвин. — Его величество принял решение, что его внуки пока побудут в военной академии. Там исполняющий обязанности ректора полковник Гилмор — друг принца Тигверда. Мы уверены, что юным господам ничего там грозить не будет. Жаль, конечно, что пока не удается забрать мастера Феликса Рэ в университет, ко мне на факультет — там не спокойно. Но — я уверен — это временно.

— А баронет Кромер?

— Тоже в академии. Мне кажется, миледи, что из него, маркиза Борнмута и внуков его величества выйдет совершенно замечательная боевая пятерка.

На этом Ирвин меня покинул — ему еще надо было осмотреть Наташу. И отправляться по своим многочисленным делам дальше. Я же села, задумалась — и поняла, что Тигверды разозлили меня. Очень-очень сильно. Заразы! Что отец-император, что его сыновья. Договорилась я с ними. Займусь я чем-то полезным…

В результате мне из комнаты выходить не рекомендуется…

— Миледи Вероника, — заглянула ко мне растерянная Джулиана. — Посмотрите… Это же разврат!

Лицо ее при этом было пунцовым.

Я посмотрела, что ж такого она высмотрела в журнале «Женщина и Мужчина», который ей подсунула моя мама. Хмыкнула. Статья называлась «Как свести его с ума». Ну да — разврат… О как… Вот это надо с Ричардом попробовать. А вот это…

Потом я посмотрела на девчонку. Она сидела, насупившись, как воробушек на морозе.

— Простите, — сказала я. — У нас настолько не принято уже делать из интима секрет… Что это уже никого не шокирует. В большинстве случаев. И подобные статьи — это, скорее, норма.

— И вы думаете, что это — хорошо?

— Все, как мы понимаем, имеет свои плюсы, и свои минусы.

— Какие же?

— Плюсы… Наши женщины — более раскованны. Для них гораздо меньше запретов. Они стремятся получать удовольствие, а не только покорятся мужчине. Минусы… Подобная просвещенность приводит к тому, что любовь — это больше не таинство. Принято разделять секс и любовь… А мне кажется, что…

— Что такое секс? — уши у девушки приобрели оттенок переспелой черешни.

— Это некие телодвижения в постели, приносящие обоюдное удовольствие.

— А любовь? — едва слышно прошептала Джулиана.

— Любовь — это когда ко всему вышеперечисленному, — я пренебрежительно кивнула на журналы, — прибавляются чувства. Беда наших мужчин и женщин в том, что они сейчас не стремятся к чувствам. Искреннее чувство может принести невыносимую боль душе… Гораздо проще просто не пускать его в свое сердце. То есть свести все к сексу. Или вообще — не рисковать и остаться в одиночестве.