Для защиты диктатуры пролетариата от голода развернута непримиримая борьба с демографическим вредительством. Каковы мерзавцы! Сначала навязывают вредные фантазии про темпы роста в 3 млн за год и даже выше. А потом предательски делают все, чтобы не позволить зафиксировать эти темпы во время переписи. Заполонили своими агентами все ЗАГСы — несмотря на то, что партия предусмотрительно передала их в руки НКВД… Передовая «Правды» от 27 июля 1938 г. так и называлась — «Всесоюзная перепись населения»: «Враги народа сделали все для того, чтобы извратить действительную цифру населения. Они давали счетчикам вредительские указания, в результате которых многочисленные группы граждан оказались не внесенными в переписные листы».

Общенародное дело переписи, объясняет «Блокнот агитатора» 1937 г., «было сорвано презренными врагами народа — троцкистско-бухаринскими агентами фашизма, пробравшимися в то время к руководству ЦУНХУ… Славная советская разведка, во главе со сталинским наркомом товарищем Н.И. Ежовым, разгромила змеиное гнездо предателей в аппарате советской статистики». То есть от попов, кулаков и бывших белогвардейцев, затаившихся в ЗАГСАх, партия решительно избавилась еще в 1934 г. Но им на смену с целью подорвать дело социалистического учета внедрились троцкистско-бухаринские агенты фашизма. Убийцы и изверги.

На этом безумном фоне Курман ищет и предлагает спасительные варианты. По неким неясным причинам (видимо, климатическим — не от продотрядов же!) кочевникам Казахстана вдруг вздумалось отъехать в Персию и Афганистан в количестве 1,3 млн человек. Если добавить к ним туркмен и таджиков, общее число откочевавших можно оценить в 2 млн. Сколько из них откочевали прямиком на тот свет, сколько обнаружилось за кордоном — Бог знает. Ушли — и всё. Списано. А пришли или нет, и сколько из них живыми, — это пусть в Афганистане разбираются.

Надо признать, с «откочевниками» ход удачный, потому что отчасти соответствует реальности. Люди в Казахстане бежали от санкционированного большевиками грабежа куда глаза глядят; многие, оставшись в зимней степи без конфискованного комиссарами скота, в пути погибли. А главное, цифру никак не проверишь. Если бы Курман сказал про 3 млн откочевавших, за руку его никто бы не схватил. Зря постеснялся?

Еще 1,5 млн он, инстинктивно нащупывая козырный ход советской статистики на многие годы вперед, списывает на переучет (избыточный учет) предыдущей переписи 1926 г. Мол, в действительности было не 147, а 145,5 млн человек, уважаемые коллеги тогда слегка ошиблись. Раз база отсчета меньше, значит и реальный прирост должен быть меньше — понятно же! Еще 1 млн убытка он объясняет, напротив, недоучетом переписи 1937 г., самокритично вскрывая отдельные недостатки собственного ведомства и объясняя, что на самом деле перепись должна была показать численность не в 162, а в 163 млн человек. Так, курочка по зернышку, он со скрипом объясняет недостачу 4–4,5 млн человек.

Молодец. Осталось еще 3,5–4 млн — и задача почти решена: все восемь потерянных миллионов раскассированы и приведены к правдоподобному балансу. И вот как раз здесь он допускает грубый политический просчет: честно объясняет оставшиеся потери значительным недоучетом смертей в книгах ЗАГС на Украине, в Азово-Черноморском и Сталинградском краях, Саратовской, Курской и Воронежской областях. Что святая правда: смертей было слишком много и ЗАГСы (даром что под контролем НКВД) их фиксировать не успевали. Куда уж там с вредительскими целями фиксировать смерть одного умершего по нескольку раз! Да и голодающему населению не до того было, чтобы из-за каждого покойника ноги в ЗАГС волочить.

Как на грех, самая высокая для РСФСР смертность фиксируется в той самой Черноземной полосе, где крестьянские массы (в ответ на призыв партии и ЧК/ОГПУ/НКВД) шли в колхозы с особым энтузиазмом. И где через два-три поколения нехорошие люди под чуждым влиянием затеяли разговоры о голодоморе.

Как несколько наивно объясняет высшему руководству М. В. Курман, недоучет смертей только за один 1933 г. составил около 1 млн человек. Плюс еще 5,7 млн смертей все-таки были официально зафиксированы книгами ЗАГС в установленном порядке. Итого за год ушли 6,7 млн человек. При обычном среднегодовом показателе смертности в 2,6 млн. Только за один 1933 г. и только в одной европейской части сверхсмертность составила 4,1 млн. Без Закавказья и без учета «откочевавших» (главным образом в небытие) из Казахстана и Средней Азии. Да, за такое демографических умников по головке точно не погладят.

Кроме того, Курман не смог удержаться от вполне резонного предположения, что в местах заключения за 10 лет избыточная (не оправданная демографическими причинами) смертность составила не менее 1–1,5 млн человек. А это уже открытая клевета на органы. Вы что себе позволяете, гражданин Курман?!

Итого, на круг, по его оценке, недобор населения в эпоху коллективизации с учетом сверхсмертности и «откочевки» составил примерно 7,5 млн человек. Величина, скорее всего, заниженная, что более чем понятно в условиях, когда он сочинял свою бумагу.

Более поздние (у авторов с удачнее сложившейся судьбой) оценки демографических утрат в процессе создания колхозов колеблются от 6 до 12 млн. Сам Сталин, по свидетельству У. Черчилля, с которым они выпивали в ночной Москве 1942 г. после тяжких переговоров о втором фронте, в ответ на вопрос о цене коллективизации дал понять, что «пришлось иметь дело» с 10 млн человек[124]. Выражение можно понимать как угодно.

В январе 1937 г. высшему руководству поступает вредительская докладная записка М.С. Саматова, начальника Управления нархозучета Казахстана. По его данным, с 1 июля 1930 г. по 1 июня 1933 г. сельское население республики уменьшилось на 3,4 млн человек, в то время как городское увеличилось всего на 766,8 тыс. (округлим до 0,8 млн). Итого пропали 2,6 млн — между прочим, более трети населения республики. Еще раз: пропали. Имеет место не замедление интегрального роста, не отставание от ожидаемых темпов, а прямое физическое сокращение в масштабах целой республики, зафиксированное в официальной сводке.

Если по совести, то понятия «голодомор» и «геноцид» в первую очередь относятся к казахскому этносу, который во время коллективизации потерял до 30–40 % своей численности. У русских и украинцев процент потерь был все-таки поменьше. А у поволжских немцев, похоже, побольше. Хотя, конечно, мало никому не показалось. Неприятная тонкость в том, что многократно воспетый социалистический интернационализм (постсоциалистический национализм тем более!) почему-то оказался совершенно не озабочен бедой каких-то там азиатских кочевников. Равно как и бедой адыгов, балкарцев, вайнахов, греков и — далее по алфавиту — многих прочих сомнительных народов, по умолчанию выведенных (точнее, высланных) за виртуальную рамку «новой исторической общности людей».

Допустим, 1,3 млн казахов, как полагает Курман, откочевали за кордон. А еще 1,3 млн где затерялись? Саматов представил свои объяснения раньше Курмана и независимо от него. Цифры по Средней Азии у них расходятся на миллион с лишним, но основную причину они понимают схожим образом: избыточная смертность. Однако Саматов выражается чуть прямее. Кроме «откочевни-чества», он видит объяснение и в «прочих явлениях, связанных с перегибами, имевшими место в 1930–1932 гг.». Его, конечно, тоже по-быстрому расстреляли.