По данным партийной комиссии под началом секретаря ВЦИК А. Киселева, посланной из Москвы разбираться с перегибами коллективизации в Казахстане (их, со ссылкой на ГАРФ, 6985/1/16/75, приводит упомянутый ранее Н. Пьянчола[125]), общее население республики уменьшилось с 6456,2 тыс. на 1 января 1929 г. (с поправкой на небольшую арифметическую ошибку в источнике) до 4858,0 тыс. на 1 января 1934 г. То есть примерно на 1,6 млн. С более поздними данными Саматова справка Киселева расходится на 1 млн, но в любом случае глубокий (у Киселева на 25 %) провал в минусовую зону вместо ожидавшегося роста сомнений не вызывает. Важно, что данные комиссии Киселева были известны кремлевскому начальству значительно раньше и независимо от «вредителей из ЦУНХУ».

…А через 65 лет на сцену выйдет А.П. Паршев и вслед за тов. Сталиным все объяснит никудышным русским климатом. Разница в том, что сам тов. Сталин (в отличие от Паршева, выросшего в советской информационной раковине) был полностью в курсе дела. И рассказывал трудящимся не столько про морозы, сколько про засухи. А так они одного советского поля ягоды.

Пытаясь в своем фирменном стиле выправить ситуацию, вождь в июне 1936 г. запрещает аборты — естественно, по настойчивому требованию трудящихся женщин. В нашей советской стране лишать детей счастья участвовать в строительстве коммунистического будущего и верно служить ленинской партии — бесчеловечное преступление. Гитлер сделал то же самое на три года раньше; у него в хозяйстве аборты рассматривались как предательство германской расы и злостная помеха в созидании тысячелетнего рейха. Первым следствием сталинской заботы о материнстве и детстве и вправду стал заметный прирост рождаемости в 1936–1939 гг. Правда, он совпал по времени с вступлением в оптимум фертильного возраста обильного поколения женщин 1910–1915 гг. рождения и, что еще важнее, с некоторым ослаблением административного и налогового пресса на крестьян — им позволили иметь приусадебные хозяйства. Голод на время отступил. Но вторым следствием стало двух-трехкратное увеличение доли материнских преступлений, связанных с убийством новорожденных. И столь же резкий (в разы) скачок младенческой смертности от «неустановленных причин». Плюс всплеск женской смертности от криминальных абортов с помощью вязального крючка и прочих подсобных инструментов, используемых народными умельцами с присущей им смекалкой.

Демографический плакат 1936 г. Автор В. И. Говорков. Источник изображения: https://www.historyworlds.ru/index.php?do = gallery&act = 2&cid = 261&fid = 10659

Глубоко в тени остался вопрос, по каким же таким природно-климатическим причинам доля абортов в социалистической Москве (полного учета по России тогда еще не велось) с 1924 по 1934 г. выросла в 10 раз: было 0,3 случая на одно живорождение, а стало почти 3,0[126]. На одного живого малыша три искусственных выкидыша. Как-то странно. Во время антинародного НЭПа москвички знай себе рожали, а теперь, на фоне общепризнанных успехов коллективизации и индустриализации, вдруг взялись саботировать и душегубствовать. Уж не записались ли они в пятую колонну и иностранные агенты? Или, может, им просто стало очевидно, что в пролетарской столице образца 1930–1933 гг. на фабричные продуктовые карточки (к тому же в общаге) младенчика все равно не вырастишь?..

Здесь опять надо оговориться: проблема многоплановая, к материальной части не сводится. Люди все-таки не крупный рогатый скот, улучшением стойлового содержания и лишней охапкой сена вопрос не решается. В самом первом приближении, до некоторого минимально необходимого уровня естественное желание женщин завести детей ограничивается примитивным отсутствием убежища, еды, денег, семьи и перспектив. Если эти препятствия снять, к делу подключаются более сложные сдерживающие факторы типа смены демографических приоритетов, социокультурных шаблонов, статуса, личной карьеры и пр. Вторая группа факторов наращивает влияние медленно, со сменой поколений. Прямой дефицит материальных условий с падением бытовых стандартов до уровня выживания отражается в количестве абортов буквально через год-два — как оно и случилось в начале 30-х. При этом вернуться к прежним стандартам репродуктивного поведения дьявольски трудно — если вообще возможно.

Иван Саутин, поставленный командовать народно-хозяйственным учетом вместо Ивана Краваля и сменившего того на полгода Ивана Верменичева, имел задачей провести новую перепись и принести руководству правильные результаты. То ли он лучше понимал ситуацию, набравшись опыта в Институте красной профессуры, то ли руководство ему понятней объяснило, но уже 10 февраля и 21 марта 1939 г. он в письменной форме докладывает Сталину и Молотову о предварительных итогах: выходит 167,3 млн человек. Почти победа! Хотя по-прежнему меньше цифры, представленной вождем в документах XVII съезда (на пять лет ранее) как уже состоявшийся факт. Это значит, с 1934 (если допустить, что Сталин тогда сказал правду) по 1939 г. население не росло, а сокращалось. Но все прежние цифры забыты, забыты! Вспомнить никто не смеет — как и про шумно обещанные к 1937 г. 180,7 млн. Стоит задача вытянуть хотя бы 170 млн — и даже для этого приходится приписывать несколько миллионов мертвых душ.

Тем временем народ с грехом пополам притерся к системе, система притерлась к народу, и с началом третьей пятилетки телега со скрипом поползла дальше, через два поколения вернувшись к темпам демографического прироста на уровне Николая II. Два миллиона с хвостиком в год при расширившейся в полтора раза базе отсчета. Сытости нет, но и прежнего смертельного голода тоже. Невольник трудится менее эффективно, чем свободный человек, но ведь все равно трудится! Главное держать его под жестким присмотром, чтоб не отлынивал и не жрал тайком хозяйское зерно из забытых в поле колосков. Так что жить действительно стало лучше, веселее — если сравнивать со временем голодомора. Социалистическая модель убедительно доказывает свои исторические преимущества.

Чтобы данный жизнеутверждающий тезис звучал бодрее, И. Саутину дают понять, что 167,3 млн все-таки маловато будет. В марте 1939 г., еще до публикации официальных результатов новой переписи, Сталин с трибуны XVIII съезда ВКП(б) уже объявил, что население СССР достигло 170 млн. Никто, понятно, не посмел вспомнить, что еще пять лет назад, в январе 1934-го им было объявлено о 169 (в устной форме) и о 168 (в письменной) миллионах. Как ни крути, выходит не более 2 млн прибавки за пять лет. При восшествии на трон Николая Кровавого почти полвека назад такой прирост получался за год… Но дураков нет, вопросов никто не задает, тема тихо спущена на тормозах. Потому что в стране порядок был! Хотя, академически рассуждая, было бы любопытно выяснить, когда все-таки тов. Сталин врал (ладно, будем беспредельно вежливы — ошибался) больше: на том съезде или на этом?