Человек показал дрожащим пальцем на седого бородача, рыдающего на досках причала, и пошел дальше, шатаясь, оставив у ног Мэтью один из своих башмаков с пряжками. На глазах Мэтью и Григсби капитан на миг прервал рыдания, чтобы поцеловать доски причала, да так, что в губах остались занозы.

— Деда!

Это был то ли крик, то ли визг.

— Берил! Берил! — закричал в ответ Григсби и бросился навстречу фигуре цвета глины, одетой в драные лохмотья. Девушка (если действительно под всем этим бесформенным тряпьем была девушка) бросила два парусиновых мешка, которые тащила в руках, и попыталась побежать навстречу деду, но на такое действие привыкшие к морю ноги согласия не дали. Два широких шага, резкое качание в сторону — и она свалилась на доски причала, будто ее огрели веслом от баркаса поперек спины. Тут же Григсби нагнулся, помогая ей встать, Мэтью направился к ним, а в это время несколько других пассажиров бросились поднимать капитана, и Мэтью оказался прямо на линии огня, когда бородатый мореход рявкнул шестипушечным залпом:

— Опять эта девица!

Берил, переливаясь оттенками болезненно серого от пыли до сухой плесени, покрывавших ее одежду, лицо, руки, ноги и слипшиеся перепутанные волосы — некоторое разнообразие вносила только красная кровь из поцарапанного носа, — села и заморгала в сторону капитана, будто от пощечины.

— Это она прокляла наше плавание! — ревел капитан. Он метнулся к ней, но его удержали другие, отчего вся компания чуть не рухнула снова. — Две недели по выходе из Портсмута, и она сбивает преподобного Патриксона прямо за борт! Вот с чего начались наши беды, вот когда мы ударили левиафана и отворились ворота в ад!

Берил уже стояла, покачиваясь на расставленных ногах, как работяга с тачкой на хлопкоочистительном заводе.

— Это ты выбросила такой кусок мяса с носа корабля, где кружили день и ночь морские адвокаты! — Голос капитана звучал резко, придушенно и совершенно безумно. — Ты, ты навлекла на нас гнев Божий!

— Да ну, — ответила Берил, и ее голос был хотя и хриплый, но на удивление спокойный. — Я только мыло уронила.

— Только мыло уронила! — закричал капитан, обращаясь к зрителям. — Только мыло уронила!

Тут он окончательно вышел из себя, вырвался из удерживающих его рук и завертелся волчком, срывая с себя одежду. Рубашку и башмаки он сбросил, панталоны спустились на лодыжки, он запрыгал по причалу в одних чулках и татуировках. Несколько горожан схватили его, кто-то попытался набросить на него попону — попытка не удалась, потому что капитан вырвался, сбросил все, что еще отделяло его от наготы, и побежал вдоль причалов в направлении Хановер-сквер с криком: «Только мыло уронила! Только мыло уронила!», успешно уходя от погони из восьми человек и трех собак.

— Деда, я больше ничего не делала! — Берил прильнула к Григсби. — Честное слово, ничего больше!

— Сейчас отвезем тебя домой, — обещал Григсби с горящими щеками. — Накормим, напоим и спать уложим. Боже ты мой, я уж думал, что никогда больше тебя не увижу! Мэтью, будь другом, помоги донести ее вещи до дома.

— Помогу, конечно.

Мэтью подхватил узлы с досок причала — такая оказалась тяжесть, что свалился бы и Хадсон Грейтхауз, но Мэтью был настроен решительно. Григсби повел свою внучку прочь из доков, Мэтью пошел за ними, но тут заметил, что среди оставшихся зрителей печального спектакля стоит Эндрю Кипперинг, щурясь на солнце. Вид у него был такой, будто он только что проснулся, а до того долго спал прямо в мятой одежде.

— Мармадьюк! — окликнул старика Мэтью. — Я через несколько минут догоню!

Григсби помахал рукой и пошел дальше, волоча за собой спотыкающуюся Берил, а Мэтью направился к этому юридическому любителю шлюх.

— Ничего себе суматоха? — спросил Кипперинг. Глаза его были мутны — очевидно, от глубины пьяной одури. Мэтью подумал, что этот человек с вечера четверга ни разу не причесывался, не мылся и не брился. — Ну даже в воскресенье не дадут поспать.

— Я хотел попросить об одолжении. — Мэтью поставил узлы на землю и вытащил письмо. — Вы не могли бы передать это мистеру Полларду?

— А что это? — Кипперинг не сделал даже попытки его взять.

— Это мистеру Полларду для передачи миссис Деверик. Вы не могли бы сделать так, чтобы он его получил? И сегодня, если вы его увидите.

— Это вряд ли. Не видал его уже с пятницы. Он поехал по делам другого клиента.

— Хорошо, тогда можете для него это сохранить? И сделать так, чтобы он утром первым делом его получил?

Кипперинг почесал в затылке, зевнул, внимательно глядя, как докеры таскают с «Сары Эмбри» заплесневелые ящики и контейнеры.

— Я сегодня не работаю, — зевнул он еще раз, — и не хочу принимать на себя никаких обязанностей. Отдайте это Полларду сами.

Терпение Мэтью лопнуло, как взрывается пороховой заряд. Наверное, напряжение стало расти, когда миссис Деверик так грубо отвергла его письмо, обойдясь с ним будто с дворняжкой, которой следовало преподать урок хороших манер, и сейчас этот невозмутимый тип его достал — отчасти потому, что он так стушевался в разговоре с этой женщиной, отчасти из зависти к званию адвоката, на которое Кипперинг явно плевал, решив пустить под откос карьеру, бывшую когда-то хрустальной мечтой Мэтью.

— Ах, прошу прощения. Я просто думал, что вы адвокат миссис Деверик не в меньшей степени, чем Поллард. — Мэтью почувствовал, как губы скривились в саркастической усмешке. — Но не сомневаюсь, что вы предпочитаете проводить свое творческое время в обществе бутылки рома и… — он вспомнил имя, услышанное от вдовы Шервин, — Грейс Хестер.

Кипперинг не отрывал взгляда от разгружаемого корабля. С «Эмбри» сходили люди, пассажиры то были или команда — трудно сказать, потому что все они одинаково начинали шататься, встав на долгожданную твердую землю.

Вдруг Кипперинг обратил взор на Мэтью, и что-то было в этом взгляде новое, чего не было секунду назад. Мэтью не мог бы точно сказать, что именно, но ледяная синева их теперь стала средоточием холодного огня.

— А откуда вы знаете это имя? — спросил Кипперинг, и хотя собирался спросить небрежно и между делом, светская болтовня двух джентльменов в воскресный день, но в его голосе прозвучала едва заметная нотка беспокойства.

У Мэтью возникло то же ощущение, что при виде Грейтхауза, идущего на него с рапирой и готового разрезать его на кусочки, если он быстро не сообразит, как надо защищаться. Он понял, что Кипперинг двинул вперед пешку, и надо отвечать на этот ход, потому что игра приобрела оборот, которого он еще не понял, но играть вынужден.

— Грейс Хестер, — повторил он вслух, ожидая от Кипперинга какой-то реакции. Надо отдать должное адвокату, реакции не воспоследовало. Мэтью решил тоже ответить движением пешки, и если этот ход окажется ошибочным, он скоро сам поймет. Решив, что упомянутой красавицей была именно та проститутка, которую он видел с Кипперингом, Мэтью добавил: — Она с вами была в «Терновом кусте».