Первая группа приказов содержит те, из-за которых за несколько месяцев до нападения на Советский Союз был так решительно изменен характер немецких методов ведения войны. Они включают в себя: директиву возложения «особых полномочий» на рейхсфюрера СС и его полицию, органы тайной полиции и ее подразделения во фронтовых и тыловых областях; приказ об изменении ответственности немецких войск перед военными судами в зоне «Барбаросса», т. е. в намеченных областях боевых действий в России; и так называемый «Приказ о комиссарах». Эти приказы были отданы в марте, мае и июне 1941 г. и были предусмотрены соответственно для: введения полицейских подразделений или, более точно, подразделений, включающих в себя национал-социалистическую государственную полицию, СС, и ее тайную службу, в боевые подразделения с целью совершать массовые убийства политических и расовых групп населения; приказ в войска о том, что карательные действия, проведенные против гражданского населения на восточных территориях, предусмотренных для оккупации, как правило, не будут подлежать рассмотрению военными судами; и приказ войскам о том, что политические комиссары, которые как-никак были частью механизма Красной армии, должны были быть выделены из общей массы русских военнопленных и ликвидированы. Все эти приказы перевернули вверх дном наследие вековых военных традиций. Для войск приказ о модификации их ответственности перед военным судом повлек за собой наиболее серьезные последствия.

Фельдмаршал Кейтель, который сам протестовал против идеи нападения на Советский Союз в целом, признает в своих мемуарах, что это были «весьма сомнительные» новшества. Он сам был полностью против переноса этих мероприятий на бумагу, но кто-то все-таки зафиксировал их в письменной форме. Большинство высших генералов выступали против приказов о военных судах и о комиссарах. Но на последних двух главных выступлениях Гитлера о русской кампании перед своими верховными командующими в марте и июне 1941 г. никто открыто не высказался против подобных изменений традиционных приемов ведения войны, хотя большинство из них позднее частным образом и упрекали начальника ОКБ в том, что он не опротестовал и не предотвратил их. Так они перекладывали ответственность друг на друга, вместо того чтобы откровенно признаться, что виноваты все. Никто из них не имел никакого права упрекать кого-либо.

Что же касалось «особых полномочий» организации рейхсфюрера СС на востоке, Гитлер как-то бестактно указал Кейтелю, что это к нему не имеет никакого отношения и что они касаются только полиции. «Действующие группы» службы безопасности – размещенные в каждой из трех групп армий, воюющих на Восточном фронте, – и особые группы службы безопасности – сформированные для «работы» с комиссарами и так называемыми фанатичными коммунистами, которых находили в приемных лагерях для русских военнопленных, – приводили в исполнение приказы о массовых убийствах. Объяснить мотивацию Гитлера, который осенью 1941 г. отменил свое вето на использование советских пленных в рейхе в качестве рабочих, можно только нехваткой рабочей силы. Он боялся, что они будут сотрудничать с коммунистическими ячейками среди рабочих и служащих Германии или же будут внушать им коммунистические идеи. «Приказ о комиссарах» выполнялся в той или иной степени, особенно во время первых – решающих – месяцев войны на востоке; но затем постепенно и тихо сошел на нет, так что к 1942 г. он уже больше не действовал. Как благородный человек, фельдмаршал Кейтель не пытался отрицать свое моральное соучастие в отдаче и продвижении этих приказов, но не в их разработке. Но эти особые приказы принесли свой вред: они открыли такую пропасть, преодолеть которую вновь уже было невозможно.

Вторая группа приказов, включая директиву о партизанской войне в сентябре 1941 г., приказы «Мрак и туман», «Приказ о диверсантах» и приказы ОКБ по Италии осенью 1943 г. (которые, следует заметить, даже не упоминались в Нюрнберге, хотя они и выносились американцами на суд по так называемым «юго-восточным» генералам), обладала совершенно другими характерными особенностями: они появились не в результате стратегического планирования Гитлера, а из его реакции на различные проявления партизанской войны и действия диверсионных групп за линиями фронта, еще до нападения рейха на Советский Союз 22 июня 1941 г. В этой войне уже происходило то, что можно было назвать национальными движениями сопротивления на оккупированных территориях, и прежде всего в Польше. Коммунистические партизанские отряды активизировались повсюду; западные державы оказывали им активную поддержку, используя Британию как базу, и укрепляли националистические и демократические силы в Польше, Норвегии, Нидерландах, Франции и Бельгии. Повсюду появлялись «белые» и «красные» партизанские отряды, которые поначалу почти не отличались друг от друга и представляли собой «Единый фронт». В дальнейшем отряды, сформировавшиеся в Польше и в Сербии, а в заключительной стадии войны и во Франции, воевали так же друг с другом, как и против врага.

В самом Советском Союзе партизанская война была весьма хорошо организована. Партизанское движение получало массовую поддержку гражданского населения.

Летом 1941 г. Балканы, и прежде всего Южная Сербия, Хорватия, Босния и Герцеговина, продемонстрировали усиление партизанского движения под руководством коммунистического деятеля хорватского происхождения Иосипа Броза, который в партийных кругах действовал под nom de guerre[66]Тито. Ввиду слабости немецких и равнодушия большинства итальянских сил безопасности и обстановки, когда большинство немецких дивизий были связаны на Восточном фронте, Гитлер прибегнул к своему обычному приему в приказе от сентября 1941 г. о борьбе с партизанами. Приказ требовал, чтобы за каждого убитого немецкого солдата было расстреляно пятьдесят или сто заложников; и естественно, этот приказ проходил через ОКБ. Если мы пока не будем обращать внимание на вопрос – который в международном праве так и остался до конца не выясненным, – когда и при каких обстоятельствах оккупационная держава имеет право вообще захватывать заложников, не говоря уже о том, чтобы убивать их (хотя подобные меры всегда были традицией воюющих держав!), но подобное соотношение заложников и жертв было явно чрезмерным.

Кроме того, Советский Союз предпринимал частые и успешные попытки сбросить на парашютах агентов и на территорию рейха, и на оккупированные зоны или в страны-союзники; например, 11 августа 1941 г., в Болгарию был сброшен советский полковник Радинов, который возглавил антифашистские партизанские отряды, сражающиеся в этом королевстве, сотрудничавшем на Балканах с рейхом. Радинов вскоре был захвачен и казнен, но это не уничтожило «Отечественный фронт», но придало ему новый импульс.

Постановление, содержащееся в приказе ОКБ от 16 сентября 1941 г., относящееся к «Коммунистическому оппозиционному движению на оккупированных областях»[67], появилось задолго до того, как партизанская активность достигла своей наивысшей точки, что является явным доказательством тщетности всех подобных приказов: они только подливали масла в огонь. Этот приказ, касавшийся коммунистического оппозиционного движения, предназначался для оккупированных территорий на востоке и юго-востоке. Он содержал типичное обоснование Гитлера: «Нужно иметь в виду, что в коммунистических странах человеческая жизнь не имеет никакой ценности, и устрашающий эффект может быть достигнут только необычайной жестокостью». Кейтель стремился снизить упомянутое соотношение заложников, но Гитлер заново вставил свои собственные первоначальные данные, от пятидесяти до ста за одну немецкую жизнь. В соответствии с правилом, которое Кейтель принял для себя, он поставил на приказе свою подпись, но с предварительной формулировкой: «В настоящий момент фюрер приказал мне, что впредь...» и т. д. Ею начальник Верховного командования старался зафиксировать, что выходу подобного приказа предшествовали многочисленные дебаты.