Еще какое-то время ничего не происходило. Она стояла столбом посреди леса и смотрела на труп. Из наушников до нее по-прежнему доносилась негромкая музыка, все тот же «Тот самый день». Все это не заняло и трех минут, даже песня не успела доиграть до конца.

На то, чтобы изложить эту незатейливую историю, ушло невообразимо много времени. После столь продолжительного допроса стороной обвинения перекрестный допрос в исполнении Джонатана был до смешного краток.

– Скажите, в то утро вы видели в парке обвиняемого Джейкоба Барбера?

– Нет.

– Вопросов больше не имею.

Со следующим свидетелем Лоджудис допустил небольшую промашку. Нет, это еще слабо сказано. Он просто-напросто сел в лужу. Свидетелем был детектив из Ньютонского отдела полиции, возглавлявший расследование на местном уровне. Вызывать такого рода свидетелей – стандартная практика, сугубая формальность. Лоджудису пришлось начать с допроса нескольких свидетелей ради того, чтобы дать присяжным представление об основных фактах и хронометраже событий того первого дня, когда стало известно об убийстве. Полицейского, первым прибывшего на место происшествия, часто вызывают в суд для дачи показаний о состоянии места преступления и критически важных первых минутах расследования, до того как к делу подключается – и забирает его себе – полиция штата. Так что на самом деле этого свидетеля Лоджудис не вызвать не мог. Он всего лишь действовал по протоколу. Я на его месте поступил бы точно так же. Проблема заключалась в том, что он, в отличие от меня, не знал этого свидетеля как облупленного.

Лейтенант Нильс Петерсон поступил на службу в Ньютонскую полицию всего за несколько лет до того, как я, закончив юрфак, пришел работать в прокуратуру. А это значит, что мы с Нильсом были знакомы с 1984 года – когда Нил Лоджудис еще учился в старших классах, изо всех сил стараясь совместить напряженный график углубленного изучения дисциплин, необходимых для поступления на юрфак, с игрой в школьной рок-группе и безудержной мастурбацией. (Шутка. Про то, играл ли он в школьной рок-группе, ничего не знаю, врать не буду.) В молодости Нильс был настоящим красавцем. У него были льняные волосы, как можно предположить по его имени. Теперь, в пятьдесят с небольшим, волосы потемнели, осанка не была уже такой молодцеватой, а живот нависал над ремнем форменных брюк. Однако же он обладал той притягательно-интеллигентной манерой держаться, в которой не было ни капли раздражающе самоуверенного бахвальства, каким отличаются некоторые полицейские. Присяжные от него просто млели.

Лоджудис попросил у него изложить основные факты. Тело было обнаружено лежащим на спине, лицом к небу: его перевернула бегунья, которая на него наткнулась. Три колотые раны на груди. Никаких явных мотивов и подозреваемых. Никаких признаков борьбы или ран, которые могли быть получены в ходе защиты, что наводит на мысль о том, что убитый либо не успел заметить нападавшего, либо не ожидал нападения. Фотографии тела и прилегающей к месту преступления территории были приобщены к делу. В первые же минуты расследования парк был оцеплен и обыскан, но никаких результатов это не дало. Удалось обнаружить несколько следов обуви, но ни один из них не находился в непосредственной близости от тела и не принадлежал никому из подозреваемых. В любом случае парк был общественным, и при желании следов обуви в нем можно было бы найти тысячи.

А дальше было вот что.

Лоджудис задал вопрос:

– Считается ли обычной процедурой назначение помощника окружного прокурора руководить расследованием убийства с первых же его минут?

– Да.

– И кому же из помощников окружного прокурора поручили вести дело в тот день?

– Возражение!

– Прошу представителей сторон подойти ко мне для совещания, – объявил судья Френч.

Лоджудис и Джонатан подошли к дальнему концу судейской скамьи и принялись вполголоса переговариваться. Судья Френч, по своему обыкновению, возвышался над ними. Большинство судей подъезжали на кресле к ограждению или просто наклонялись вперед, чтобы пошептаться с юристами. Но не Берт Френч.

Это маленькое совещание происходило вне пределов слышимости присяжных – и моей тоже, так что следующие несколько параграфов я скопировал из протокола судебного заседания.

Судья: Куда вы клоните?

Лоджудис: Ваша честь, присяжные имеют право знать, что родной отец обвиняемого отвечал за раннюю стадию расследования, в особенности если стратегия стороны защиты будет построена на том, что были допущены какие-либо ошибки, а я подозреваю, что именно к этому она и будет вынуждена прибегнуть.

Судья: Защитник?

Джонатан: Мы возражаем сразу по двум пунктам. Во-первых, это не имеет отношения к делу. Это ассоциированная вина. Даже если отец обвиняемого не должен был брать это дело и даже если он допустил в ходе расследования какие-либо ошибки – а у меня нет никаких оснований полагать, что это так, – это еще ровным счетом ничего не говорит о самом обвиняемом. Если только мистер Лоджудис не намекает, что сын вступил в сговор со своим отцом с целью скрыть доказательства его причастности к преступлению, нет никаких оснований истолковывать улики против отца как имеющие какое-либо отношение к виновности или невиновности его сына. Если мистер Лоджудис намерен выдвинуть обвинение против отца в воспрепятствовании отправлению правосудия или чем-либо подобном, я настоятельно рекомендую ему именно так и сделать, и тогда мы все вновь встретимся в этом зале на суде уже по этому делу. Сегодня же мы собрались здесь не за этим.

Второй пункт возражения заключается в том, что это предвзятость при отсутствии повода. Это инсинуированная вина. Он пытается вложить в головы присяжных мысль, что отец, несомненно, знал, что его сын причастен к этому преступлению, и потому намеренно допускал в ходе следствия неправомерные действия. Но у нас нет никаких доказательств ни того, что отец подозревал своего сына – а он его совершенно определенно не подозревал, – ни того, что он в ходе следствия действовал неправомерно. Давайте будем честны: обвинитель сейчас пытается забросить в зал суда дымовую шашку, чтобы отвлечь внимание присяжных от того факта, что никаких прямых улик против обвиняемого у него нет. Это…

Судья: Ладно-ладно, я понял.

Лоджудис: Ваша честь, важно это или нет, решать присяжным. Но они имеют право знать. Обвиняемый не может сидеть на двух стульях сразу: утверждать, что следствие велось с нарушениями, при этом стыдливо опуская тот факт, что возглавлял его не кто иной, как его родной отец.

Судья: Я позволю вам продолжать. Однако, мистер Лоджудис, предупреждаю вас, если суд увязнет в обсуждении, наделал ли отец ошибок или нет, вне зависимости от того, входило ли это в ваши намерения, я это пресеку. Защитник прав: мы здесь на суде не по этому делу. Если вы хотите выдвинуть обвинение против отца, делайте это отдельно.

Реакция Лоджудиса не была занесена в протокол, но я хорошо ее помню. Он поднял голову и через весь зал в упор посмотрел прямо на меня.