– Давайте я сначала расскажу вам, к каким выводам я пришла, а потом отвечу на все вопросы, если они у вас появятся, хорошо? – спросила доктор Фогель. – Знаю, что вам будет очень-очень нелегко выслушать то, что я должна сообщить вам о Джейкобе, но соберитесь на несколько минут, ладно? Сейчас просто слушайте, а потом мы сможем поговорить.

Мы кивнули.

– Сразу предупреждаю, обвинение ничего этого не узнает, – произнес Джонатан. – Вам не о чем волноваться. Все, что мы обсуждаем в этих стенах и что доктору Фогель предстоит вам рассказать, защищено адвокатской тайной. Этот наш разговор абсолютно конфиденциален. Его содержание никогда не выйдет за пределы этой комнаты. Так что вы можете говорить откровенно, как и доктор, хорошо?

Снова кивки.

– Не понимаю, зачем мы должны это обсуждать, – возмутился я. – Джонатан, зачем нам это вообще, если мы намерены стоять на том, что Джейкоб не убивал?

Джонатан огладил свою коротенькую седую эспаньолку:

– Надеюсь, что вы правы, и все будет хорошо, и нам не придется поднимать эту тему.

– Зачем мы тогда это делаем?

Джонатан слегка отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

– Джонатан, зачем это?

– Потому что Джейкоб выглядит виновным.

Лори ахнула.

– Я не хочу сказать, что он в самом деле виновен, лишь имею в виду, что на него указывает множество улик. И это еще обвинение пока что не выставило своих самых сильных свидетелей. Дальше будет хуже. Намного хуже. И когда это случится, я хочу встретить этот момент во всеоружии. Энди, уж кто-кто, а вы должны это понимать.

– Ладно, – произнесла психиатр, вклиниваясь в наш разговор. – Я только что передала Джонатану мой отчет. На самом деле это консультативное заключение, краткая выжимка из выводов, к которым я пришла, то, что сказала бы, если бы меня вызвали в качестве свидетеля. Думаю также, что это то, чего вы можете ожидать, если этот вопрос все-таки будет поднят на суде. Сейчас я хотела бы переговорить с вами обоими наедине, без Джейкоба. С ним я выводами не делилась. Когда суд будет позади, в зависимости от его исхода, мы с вами можем обсудить, что делать с некоторыми из этих проблем в клиническом плане. Сейчас же наша забота не терапия, сейчас наша забота суд. Меня привлекли к этому делу с конкретной целью, в качестве эксперта со стороны защиты. Поэтому Джейкоб не присутствует в этом кабинете. Когда суд будет окончен, мальчику предстоит очень много работы. Но сейчас нам необходимо откровенно поговорить о нем, а это проще будет сделать в его отсутствие.

Есть два расстройства, признаки которых Джейкоб довольно ярко демонстрирует: нарциссическое расстройство личности и реактивное расстройство привязанности. У него имеются еще и некоторые признаки антисоциального расстройства личности, которое нередко идет с первыми двумя рука об руку, но поскольку в этом диагнозе я не уверена, то не стала упоминать о нем в своем заключении.

Важно понимать, что не все виды поведения, которые я буду описывать, непременно являются патологией, даже в сочетании друг с другом. В некоторой степени каждый подросток – нарцисс, каждый взрослеющий ребенок испытывает нарушения привязанности. Весь вопрос в силе проявления всего этого. Речь не идет о каком-то чудовище. Речь идет об обычном ребенке – просто с некоторыми особенностями. Поэтому я не хочу, чтобы вы расценивали все это как упрек в вашу сторону. Вы должны воспользоваться этой информацией как руководством к действию, а не как поводом сложить руки и сказать «все пропало». Я хочу вооружить вас инструментарием, терминологией, чтобы помочь вашему сыну. Смысл в том, чтобы вы могли лучше понимать Джейкоба, договорились? Лори? Энди?

Мы послушно и неискренне покивали.

– Отлично. Итак, нарциссическое расстройство личности. О нем вы, возможно, даже что-то знаете. Основные его проявления – идеи о собственном превосходстве над окружающими и недостаток эмпатии. В случае с Джейкобом чувство собственного превосходства выражается не в демонстративном хвастовстве, высокомерии и заносчивости, как это часто представляется людям. У Джейкоба все выглядит менее драматично. Оно проявляется в виде раздутого самомнения, в убежденности в том, что он особенный, исключительный. Общие правила на него не распространяются. Он чувствует, что сверстники его не понимают, речь прежде всего о товарищах по школе. За немногочисленными исключениями, которых Джейкоб считает такими же особенными, как и он сам, как правило, на основании их интеллекта.

Второй ключевой аспект нарциссического расстройства личности, в особенности в контексте нашего с вами уголовного дела, – это недостаток эмпатии. Джейкоб демонстрирует необыкновенную холодность к окружающим, даже – и это, учитывая обстоятельства, очень меня удивило – к Бену Рифкину и его семье. Когда во время одной из наших встреч я спросила его об этом, он ответил, что в мире ежедневно гибнут миллионы людей, что автомобильные аварии, по статистике, уносят больше жизней, чем убийства, что солдаты убивают людей тысячами и получают за это медали – так почему мы должны переживать из-за одного-единственного убитого мальчика? Когда я попыталась вернуть его обратно к Рифкинам и побудить его выразить какое-то сочувствие к ним или к Бену, он не смог или не захотел этого сделать. Все это укладывается в общую картину поведения Джейкоба в детстве, когда от него страдали другие дети, когда они падали с горок, слетали с велосипедов и так далее.

По всей видимости, он воспринимает других людей не просто менее значительными, чем он сам, но и, как бы это сказать, менее людьми. Джейкоб не способен поставить себя на место другого человека. Ему, похоже, даже не приходит в голову, что другие люди испытывают ровно те же самые чувства, что и он сам, – боль, грусть, одиночество, – к такому возрасту обычные подростки эту концепцию уже должны воспринимать. Не буду дальше утомлять вас подробностями. В судебно-медицинском контексте значимость этих чувств очевидна. Если нет эмпатии, то дозволено все. Моральные принципы становятся очень субъективными и растяжимыми.

Хорошая новость заключается в том, что нарциссическое расстройство личности – это не химический дисбаланс. И оно не имеет генетической природы. Это комплекс поведенческих шаблонов, глубоко укоренившаяся привычка. Что означает, что от нее можно отучиться, хотя это и занимает много времени. – Практически без паузы психолог продолжила: – А вот второе расстройство на самом деле более серьезное. «Реактивное расстройство привязанности» – диагноз сравнительно новый. А поскольку он новый, мы не слишком много о нем знаем. Исследований по нему практически нет. Оно необычное, сложно диагностируемое и тяжело поддающееся коррекции. Ключевой аспект РРП заключается в том, что оно проистекает из нарушения формирования нормальной детской привязанности в младенческом возрасте. Теория гласит, что в норме младенец привязывается к какому-то одному взрослому, который осуществляет уход за ним на постоянной основе, и, отталкиваясь от этого надежного фундамента, исследует мир. Он знает, что этот взрослый удовлетворит его базовые эмоциональные и физические потребности. В случае, когда такого взрослого нет или же он слишком часто меняется, ребенок может в общении с окружающими демонстрировать неприемлемое поведение, которое иногда принимает уродливые формы: агрессию, гнев, ложь, открытое неповиновение, отсутствие совести, жестокость или же излишнюю фамильярность, гиперактивность, деструктивное поведение.