– Трудная и неожиданная, – повторила Ева. – Но все же ребенка она выносила.

Руки Филадельфии, крепко сжатые, лежали на столе. Она холодно произнесла:

– Мы уважаем принимаемое каждым конкретным человеком решение, однако прерывание беременности, если оно не продиктовано исключительными обстоятельствами, было для моей матери немыслимым делом – как и для любого человека, разделяющего нашу веру.

– Хорошо. Значит, беременность была неожиданной и тяжелой, повлекшей за собой клиническую депрессию, беспокойство и в конечном итоге самоубийство.

– Почему вы произносите это таким ледяным тоном?

– Таковы факты, мисс Джонс.

– Мы не хотим ничего упустить, – сказала Пибоди, легонько коснувшись руки Филадельфии. – Ваш младший брат – он ведь еще жил с родителями, когда матери не стало?

– Да, ему было всего шестнадцать. Он поселился со мной и Нэшем спустя несколько месяцев, когда отец продал дом и уехал в миссионерскую поездку. И вскоре после этого, на нашу долю от продажи дома, мы и купили здание на Девятой и основали Обитель.

– Остаться без матери в столь юном возрасте… – сочувственно проговорила Пибоди. – А с другой стороны, когда вы основали Обитель, ему было самое время подумать о высшем образовании. Либо о профессионально-техническом обучении. Но в его досье я ничего такого не нашла.

– Верно. Монти не проявлял склонности к высшему образованию и вообще к получению какой-либо специальности, и честно говоря, у него и способностей таких не замечалось – ни психологических, ни организационных. Вот работать руками у него получалось хорошо, к этому у него был талант.

– Но и этому он не обучался.

– Он хотел быть поближе к нам, а мы ему потакали.

– И он лечился от депрессии, – добавила Ева.

– Да, лечился. – Филадельфия Джонс посмотрела на Еву с нескрываемым негодованием. – И что с того?! Это не преступление! Монти был человек в себе. Интроверт. В большей степени, чем Нэш или я. Когда мы повзрослели, начали совершать поездки, пошли учиться в колледж, и потом вдруг умерла наша мать, он очень страдал от одиночества и впал в депрессию. Тогда мы обратились за помощью, и он ее получил.

– Интроверт. Значит, когда он стал жить с вами в Обители, то не стремился к общению с обитателями и персоналом?

– Я уже сказала, когда отец уехал в командировку, мы взяли Монти к себе, помогли ему найти себя. Он был несколько застенчив, но детей любил. В каком-то смысле он и сам был ребенок. Обитель была и его домом тоже.

– А как он воспринял утрату этого дома?

– Откровенно говоря, ему было тяжело. Это же был его первый дом после родительского, он считал его родным – как все мы. И как и нам всем, расставаться с этим домом ему было нелегко. Он был расстроен, и это понятно. Всегда трудно признавать свою неудачу. Но эта неудача открыла нам дверь в будущее.

– И сразу после того, как вы вошли в эту дверь, вы отправили его в Африку. Своего застенчивого, интровертного младшего брата.

– Подвернулась такая возможность. Мы понимали, что Монти пора расширять границы своего мира. Так сказать, вылететь из гнезда. Если честно, мне было тяжело, но для него это был шанс. Своя дверь в будущее.

– А кто это все устроил?

– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду под этим словом «устроил». Глава миссии в Зимбабве решил выйти в отставку, вернуться домой к семье. Для Монти это был шанс повидать мир, как это было и у нас с Нэшем, посмотреть, есть ли у него, в конце концов, призвание.

– И ему там нравилось?

– Судя по его электронной почте, он был очень доволен. Казалось, в Африку он влюбился с первого взгляда. Я уверена, что, если бы он от нас так рано не ушел, он там расцвел бы. Он нашел свое место в жизни. И свое призвание, в котором я до этого сомневалась. В соболезнованиях, которые мы получали после его гибели, говорилось о его доброте, сострадании, его… радости. Больно и одновременно отрадно сознавать, что перед тем, как нас покинуть, он обрел свое счастье.

– Вы часто с ним разговаривали?

– Разговаривали? Мы вообще не разговаривали. Когда в первый раз едешь с миссией, тем более если это вообще твоя первая самостоятельная поездка, легко поддаться желанию цепляться за родной дом, семью и друзей. Но в первые несколько месяцев лучше все эти контакты ограничить, чтобы ты мог сосредоточиться на миссионерской работе, стал считать родным свое новое обиталище, обрел семью в тех людях, кому проповедуешь. И всем сердцем стал им служить.

– А-а. Напоминает армейскую учебку.

Теперь Филадельфия была не так напряжена и даже слегка улыбнулась.

– Пожалуй, да, в некотором смысле.

– А какие у него были отношения с Шелби? Они ладили?

– Ладили?

– Вы сказали, он сам был словно один из них.

– Да, но я просто имела в виду, что он был намного моложе нас с Нэшем, и годами, и душой.

– Так как он ладил с ребятами? И конкретно – с Шелби?

– С девочками он был особенно робок, но отношения у них, по-моему, были неплохие. Я бы сказала, Шелби он несколько побаивался. Характер у нее был сильный, а временами так просто несносный.

– А тут он – такой робкий, да еще и младший брат двух руководителей, да? Догадываюсь, она его не раз поддевала. Неплохой способ поквитаться с вами: предположим, вы ее наказываете или гоните, а она в ответ бьет по самому уязвимому.

– Она порой была забиякой, что правда, то правда. Монти предпочитал держаться от нее подальше. Ему было комфортнее с воспитанниками потише. Со Стейком любил поговорить о спорте. – Воспоминание вызвало у нее улыбку. – Я и забыла. Монти обожал спорт. Любой. Бывало, заведут со Стейком разговор о футболе. Или о бейсболе. Начнут сыпать статистикой… Диву даюсь, как у них все это в голове умещалось, когда они то и дело мусор-то выносить забывали.

– Значит, он регулярно общался с мальчиком из компании Шелби.

– С мальчиками, с мужчинами он чувствовал себя как-то комфортнее, увереннее.

– То есть подружек у него не было?

– Нет.

– А близких отношений с мальчиками?

Теперь Филадельфия заерзала на стуле.

– Наш отец этого никогда бы не одобрил, но мы с Нэшем отнеслись бы спокойно, если бы у Монти завязались отношения с другим молодым человеком. Но мне кажется, в физическом плане его мужчины не привлекали. А для отношений с женщинами он на тот момент был просто слишком робок.

– С девочками было бы полегче.

Прошла минута, пока недоумение на лице Филадельфии сменилось взрывом негодования.

– Мне не нравятся ваши намеки!

– Робкий парень, практически ни с кем не общается, школу окончил на дому, избалованный, как вы сказали, и одновременно закомплексованный. Никаких серьезных обязанностей, куча свободного времени. И полный дом молоденьких девушек – причем некоторые из них, как Шелби, охотно обменивают секс на всякие услуги.