– Пока не знаю, но мы узнаем.

– Именно поэтому ты велела попросить Овусу разузнать, не осталось ли у кого-нибудь в деревне снимка младшего Джонса в период его жизни там?

– Поскольку он был кремирован, а прах развеян, то никакая идентификация невозможна. Но он – кто бы это ни был – много фотографировал. Так что я готова спорить, что где-то есть и его собственные фотографии. Однако что можно точно сказать после нашего милого разговора, так это что Филадельфия действительно была не в курсе, что бы на самом деле там ни случилось и куда бы ни привела нас наша версия.

– Мне тоже так показалось, но ты говорила…

– Я вывела ее из себя, так? Вызвала шок и возмущение, а заодно добыла крупицы информации, которые хорошо заполняют некоторые белые пятна. Вот только, когда мы с ней сдвинулись с мертвой точки, я не поняла до конца ее реакцию. Что это было – страх или просто нервы? Чувство вины, вины перед погибшими – и не будь этого, я бы первая ей не поверила. Но если я права и братишка крутил с Шелби, а вся последующая цепочка идет от этого звена, то она действительно ничего не знала.

– Но… что тогда с Африкой? Просто совпадение?

– Нет, конечно. У нее есть еще один брат, так? Партнер. Воспитанный в традициях семьи. В старых традициях. Старший брат, глава их небольшой семьи. Да, из этого можно что-то выжать. Пибоди, надо доставить его сюда.

– Сделаю.

Пибоди начала подниматься, но тут просигналил Евин телефон. Та выудила его из кармана, прочитала сообщение, и брови поползли наверх. Потом она набрала ответный текст.

– Ты не поверишь! Себастьян прорезался. Моя вера в человечество вернулась в свое прежнее состояние. У меня встреча с Делонной.

– Правда? И когда?

– Сейчас. Поехали!

Бар в «Пурпурной луне» переливался огнями. Еще больше огней, мерцая, бегали по потолку и, как могла представить Ева, будут бегать по танцующим, которые заполнят заведение после его открытия. Пока что пурпурные кабинки и серебристые столы оставались пусты.

Когда Ева вошла, на нее обернулась пара, стоящая перед сверкающей барной стойкой.

Мужчина, поджарый, в дорогих джинсах и белой рубашке, держал обе руки женщины в своих. Лицо у него было великолепной лепки, с выступающими скулами и твердым подбородком, и его обрамляли художественно переплетенные дреды. Глаза, зеленые, с таким же твердым выражением, возмущенно следили за Евой, пока они с Пибоди шли от дверей.

Мужчина что-то настойчиво произнес вполголоса, женщина обратила к нему лицо. И лишь качнула головой.

– Это важно, малыш, – сказала она, сжала его пальцы, потом высвободила руки, но осталась стоять с ним рядом.

Ева не была уверена, что узнала бы Делонну в этой обольстительной, знойной красотке.

Расцвела, подумалось Еве, и умеет максимально использовать то, что ей дано. Короткая, колючая стрижка делала лицо эффектнее, а большие миндалевидные глаза темно-шоколадного цвета еще выразительнее. Губы она накрасила ярко-красной помадой, того же цвета было и короткое облегающее платье.

– Лейтенант Даллас? – Голос звучал непринужденно.

– Так точно. – Во избежание недоразумений Ева показала жетон. – А это детектив Пибоди. Вы Делонна Джексон?

– Лонна. Просто Лонна. Лонна Мун. А это мой муж, Дерик Стивенс. Заведение принадлежит нам.

– Приятное местечко.

Дерик вклинился между Лонной и Евой.

– Она не обязана с вами говорить!

– Дерик!

– Ты не обязана этого делать!

– Ну, малыш, ты же знаешь, что это не так. У нас с Дериком своя жизнь, – проговорила она, обращаясь к Еве и сделав шаг в сторону. – У нас есть свое жилье, и мы живем своей жизнью, не имеющей ничего общего с тем, что было. Он беспокоится, как бы меня не утянуло в прошлое.

– Мы не собираемся причинять вам неприятностей.

– Неприятности случились еще до вас, – ответила Лонна, не давая Дерику сказать. – Тяжело это сознавать, но теперь я отдаю в этом отчет. Лучше нам присесть. Мы можем вам что-нибудь налить. Дерик, принеси мне газировки, пожалуйста. Может, всем принести? – обратилась она к остальным.

– Было бы прекрасно, – ответила Ева и вслед за ней прошла в кабинку. Они с Пибоди сели рядом. – Вы ведь дружили с Шелби Стубэкер?

– Неразлейвода. Шелби, Микки, Стейк. Мне кажется, я без них зачахла. Шелби и Микки погибли, да? Себастьян ничего конкретного не сказал, но, когда мы услышали, что произошло в Обители, я сразу догадалась. А тогда я думала, они меня просто бросили, и очень переживала.

– Они вас не просто бросили.

– Это еще хуже. Намного тяжелей, когда знаешь, что с ними произошло. Но правду знать полезно.

– Вы собирались обустроить себе в Обители жилье, некий клуб – наподобие того, что был у Себастьяна.

– Откуда вы узнали? – Она изумленно воззрилась на Еву. Дерик принес поднос с высокими стаканами, наполненными газировкой, которая переливалась в такт со вспышками цветных огней на потолке. – С того момента как стало известно, что Обитель переезжает, мы целыми днями только об этом и говорили. Мне было очень страшно, но показать этого я не могла. Страшно, как мы станем жить сами по себе. И одновременно я испытывала волнение. Неразлейвода, – тихо повторила она и выпила воды. Дерик опустился рядом.

– А кто помог ей подделать бумаги? Документы об опеке?

– Вам и это известно? Я не знаю, могу лишь догадываться. Шелби нас не всегда в свои дела посвящала. Это был наш вожак. Она нами командовала, но и отвечала за нас – так она говорила.

– У нее завязались отношения с Монтклером Джонсом. Младшим братом Джонсов. Какого характера отношения? Сексуального?

Лонна вздохнула и прислонилась головой к плечу мужа.

– Она не рассматривала это как секс. Бартер, платежное средство. Я потом еще долго именно так к этому и относилась. – Она улыбнулась Дерику. – Шелби понадобились немалые усилия, чтобы Монти наконец раскрепостился. Он ее побаивался, жутко стеснялся, но одновременно был очарован, это факт. И он же не был умным или принципиальным, как мистер Джонс и мисс Джонс. Мы его вообще воспринимали едва ли не как сверстника, хотя, подозреваю, лет ему было побольше. Шелби была первой, кто сделал ему минет, это был предмет ее гордости.

Лонна поморщилась и взялась за сердце.

– Боже, послушаешь – ужас какой! Но вы должны понять…

– Я понимаю. Она неоднократно подвергалась надругательствам. И научилась выживать – тем способом, который, как она считала, позволял ей контролировать положение, давал какую-то власть. Ребенок, которого лишили детства.

– Мы в большинстве такими были. – По щеке Лонны скатилась первая слеза.

– Не плачь, малыш.