Однако случилось так, что каталонцы потеряли обширные земли, которые они ранее приобрели на Юге, а также надежду на захват новых. Конец Тулузского дома оказался не более чем мимолетным моментом в экспансии французской монархии на Юг, которая после 1249 года продолжалась более века. Последний каталонский граф Прованса был кузеном короля Арагона, но он управлял своими владениями как независимым государством, а когда он умер в 1245 году, его единственная наследница была быстро выдана замуж за брата французского короля, Карла Анжуйского. Каталонцы сделали все возможное, чтобы предотвратить этот катастрофический союз, и даже попытались похитить невесту. Но попытка оказалась неудачной, и Карл занял свои новые владения армией юристов, чтобы создать централизованное государство из массы запутанных феодальных прав, тем эффективным способом, который Капетинги сделали традиционным на севере. Любопытная судьба была у самого Прованса. Завоевание Карлом Анжуйским южной Италии, завершившееся в 1268 году на поле битвы при Тальякоццо, превратило его во французский филиал итальянского королевства, связь которого с французской короной становилась все более отдаленной с каждым новым поколением его правителей. Французским королям пришлось ждать до конца XV века, чтобы окончательно присоединить Прованс к своим владениям. В Лангедоке им повезло больше. Альфонс де Пуатье умер в 1271 году от болезни, поразившей его во время последнего крестового похода Людовика IX, а его жена последовала за ним в могилу через три дня после этого. Их брак был бездетным, и их наследником стал король Филипп III Французский.

Каталонцы же признали свое поражение. По Корбейскому договору 1258 года Хайме Арагонский отказался от всех своих притязаний в Лангедоке и Провансе, а Людовик IX, в свою очередь, признал его сувереном того, что когда-то было Испанской маркой. Монпелье, Руссильон и Сердань остались в руках королей Арагона, которые присоединили их к Балеарским островам, образовав своеобразное зависимое от Арагона государство, известное как королевство Майорка. Монпелье был куплен Францией в 1349 году, но Руссильон оставался испанской провинцией, пока не был уступлен по договору Людовику XIV в XVII веке. Если амбициозные бароны и арагонские короли время от времени мечтали восстановить былые союзы, их усилия ни к чему не привели. В 1275 году виконт Нарбона задумал выгнать французов с помощью кастильцев, а тридцать лет спустя Каркассон хотел перейти по власть инфанта Майорки; но эти попытки даже среди южан считались скорее смешными, чем опасными. Отец инфанта публично ударил его за это по уху.

Условия стали совсем иными, когда Юг в очередной раз попала под власть строгого и воинствующего религиозного течения. Кальвинизм XVI века пустил корни в регионах, которые в XIII веке были оплотом катаров, но произошло это после того, как Лангедок в течение трех веков управлялся одной из самых централизованных европейских монархий. Французский протестантизм был по сути религией буржуазии, но, как и у катаров, у него было достаточно сторонников среди аристократов, чтобы собрать армию из мелких дворян, которых тяжелое экономическое положение подтолкнуло к восстанию. Маленькие города, стены которых были разрушены во время Альбигойского крестового похода и Столетней войны, вновь стали ареной борьбы соперничающих вероучений. Религиозные войны XVI века были частью более широкого конфликта, плодом напряженности, которая выходила далеко за рамки проблем одной французской провинции. Они ставят занимательную проблему исторической преемственности. Но если и существовала, как считают некоторые историки, связь между ересями XIII и XVI веков, то скорее всего ее обеспечили вальденсы. Катары же давно исчезли без следа.

Избранная библиография

A. Религиозные трактаты

Все письменное наследие французских катаров погибло от рук инквизиции. Но сохранился ритуал на провансальском языке (L. Clédat, Le nouveau testament traduit au xiiie siècle suivi d'un rituel cathare, 1887); и замечательный трактат, написанный в Италии, Livre des deux principes, ed. C. Thou-zellier, 1973. Католические труды по опровержению встречаются чаще и, несмотря на их очевидную предвзятость, чрезвычайно показательны. Наиболее важными из них являются Peter the Venerable, Contra Petrobrusianos‚ ed. J. Fearns, 1968; Alan of Lille, De fide catholica contra hereticos, Migne Patr. Lat.‚ vol. ccx; Durand of Huesca, Lib. Contra Manichaeos, ed. C. Thouzellier, 1964, и произведения итальянских писателей, основанные на их собственном (возможно, нетипичном) опыте, Moneta of Cremona, Adv. hereticos et Valdenses, ed. T. A. Ricchini, 1743, Rainer Sacchoni, Summa de Caiharisy ed. A. Dondaine in Un traité neo-manichéen, 1939, pp. 64–78, и Anselm of Alexandria, Tractatus de hereticis, ed. A. Dondaine, Arch. Fratr. Praedic., xx. 1950. Bernard Gui, Practica Inquisitionis, ed. C. Douais, 1886, это работа опытного инквизитора, написанная в 1321–2 гг.

B. Нарративные источники

Хроники редко упоминают Лангедок до 1204 года. Кроме случайных (и подозрительных) упоминаний в английских хрониках, единственным стоящим источником является GEOFFREY DE VIGEOIS, Chron., ed. P. Labbe in Nov. Bibl. Manuscr., vol. ii, 1657, pp. 279–342, гасконца и неуемного сплетника, к рассказам которого следует относиться с осторожностью. Некоторые авторы-современники касаются анархии и распространения катаризма, см. в частности St. Bernard, Ep. 241, Migne Patr. Lat.‚ vol. clxxxii, cols. 454–6; Geoffrey of Auxerre in ibid. vol. clxxxv, col. 414; abp. of Narbonne in Bouquet, Rec. Hist. Fr., vol. xvi, pp. 159–60; и Raymond V in ibid. vol. xiii, p. 140.

Начиная с 1204 года источники полны и чрезвычайно хорошо информированы. Официальным хронистом крестового похода был PETER OF VAUX-DE-CERNAY, Historia Albigensis, ed. P. Guébin and E. Lyon, 3 vols., 1926–39. Пьер был цистерцианцем из Во-де-Серне в лесу Рамбуйе, прибывшим в Лангедок в 1212 году, когда его дядя стал епископом Каркассона, и оставался там в течение почти семи последующих лет. Большая часть его хроники ― это рассказы очевидцев, а остальное основано на документах, которые он читал, или на воспоминаниях других участников, которых он хорошо знал. Это произведение бескомпромиссного фанатика, наполненное раболепным преклонением перед Симоном де Монфором и истеричными оскорблениями в адрес Раймунда VI. Время от времени Пьер приоткрывает завесу над неудобными истинами. Он был крайне чувствителен к любым предположениям о том, что Церковь разделилась в своем отношении к войне, и скрывает сомнения, которые сам Иннокентий III выражал по этому поводу. Но Пьер, которому не исполнилось и двадцати, когда он приехал на Юг, был слишком наивен, чтобы намеренно искажать историю. Мошенничество и насилие, совершаемые во имя веры, становились славными делами, и он не пытался скрыть ни того, ни другого. Всякий раз, когда его рассказ можно сверить с документальными источниками, он почти всегда оказывается верным. The CHANSON DE LA CROISADE ALBIGE-OISE, ed. E. Martin-Chabot, 3 vols., 1931–61,