— Не-е… такого не простит и не помилует, валить, валить надо, братка, пока не достал Череп: этот ёманый карась всё одно рано или поздно нас выищет, а после заглотнёт и не замнётся.

И они обнялись в порыве братской защиты от вепря, уже подбирающегося к обоим с самой непредугадуемой стороны.

— Ну хотите, мы попробуем что-нибудь сделать, — неожиданно предложила Ленка, видя такое отчаянье со стороны своих подопечных, — если, конечно, сами отлетим?

— Как это? — вскинулись оба. — Мы ж из библиотеки усасывались, Родорхович стукнутый лежал, а эти нас тогда и пиканули, обоих разом. Ветер был ещё нормальный, окна, помню, распахнутые болтались, бумаги повсюду летали, вот нас сквозняком и вынесло на эту мутную местность.

— Короче, так, — голос моей жены стал спокойным и окончательно деловым, — трое суток после нас сидите в Овале: очередь заняли, прошли, снова встали. И орите, орите, каждый раз как можно сильней. Скажем, так: «Братья-а! Мы зде-есь!!» Повезёт — докричитесь, а там мы уже это дело подхватим и доведём до ума. Если, разумеется, всё сойдётся и мы там окажемся. А не попадём — извините, значит, что-то не совпало. В этом случае советую вам, ребята, самостоятельно искать пути к ближайшему верхнему и всё ему в жилетку вываливать. Хотя… — она взяла короткую паузу, после чего сделала неутешительный вывод: — Думается мне, что Гамлет этот раньше вашего их отыщет, местных управителей. И мало того что найдёт, он ещё сумеет с ними договориться и, что ещё страшней, станет одним из них. Если вообще не первым номером в этой иерархии. Знаете, я даже не удивлюсь, если он где-нибудь в этих местах Музу Палну отыщет и сольётся с ней в очередном экстазе выживаемости на почве подавления интересов всех прочих параллельных, которые «для всех». Потому что если у живого существа отсутствует душа, то есть если оно обделёно ею изначально, то вряд ли оно вообще человек как таковой. Скорее его можно считать неким универсальным веществом высочайшей приспособляемости, потому что такая субстанция не имеет перед собой никаких помех и препон, связанных с жалостью, любовью и состраданием. И в этом их главная сила… как и наша с вами слабость.

Выслушав, Паша почесал в районе затылка оболочки и перешёл к практической части плана:

— Ну, допустим, всё так и есть, как излагаете… Но только как же мы эти сутки отсчитаем? Тут же полная непонятка: ни часов, ни кукушки, ни солнечных кругов с палкой посерёдке… хотя откуда они, с другой стороны, когда ни солнца, ни палок нету и в помине. Ну это, предположим, ладно ещё, объяснимо, но даже песочных и тех не выдали: уж чего-чего, а песка-то у них дармового обожрись, копай не хочу. Обитаем, понимаешь, и сами же не знаем, какая прострация вокруг нас проистекает.

— Считайте по секундам, — не удержавшись от разумного совета, влез я с предложением, — один раз — одна секунда, складывайте дальше в минуты, часы и так далее, пока не набьёте трое суток. Ясно?

Оба энергично закивали.

— Всё, — подбила беседу Ленуська, — мы сейчас уйдём, обождите пару часов и, можно считать, время пошло. Только не сбейтесь, братья, не то… сами понимаете…

Больше мы их не видели. Нам оставалось нанести последний визит перед тем, как окончательно кинуться головой в эту иерихонскую межгалактическую бездонную прорубь.

И снова Ленка шла впереди, указуя направление нашего свидания с последней параллельной душой. И вновь надвигалось на меня поочерёдно серое, чёрное и никакое, выведя в конце пути на Венерину домашнюю туманность. Она была у себя, в том смысле, что любых неожиданностей и не предполагалось, поскольку их просто не могло быть в принципе. Единственная возможность отлучиться заключалась в прогулке к Овалу, но такой шанс, как известно, Венера Милосова отбросила с самого начала, рассматривая его для себя как абсолютно бессмысленный.

Появлению нашему она искренне обрадовалась и даже слегка подпрыгнула на месте. Судя по всему, если к тому же опираться ещё на опыт её донадземной жизни, Венера когда-то принадлежала к числу людей, сразу же признающих верховенство над собой тех, кто являлся более успешным и сильным. Ленка моя, или же, по местному, Магдалена, сделавшая на её глазах умопомрачительный прыжок сразу через два оборота, в её представлении принадлежала явно к таким. Вот почему, пытаясь на словах демонстрировать равенство их положений, на деле Милосова всякий раз не упускала возможности лизнуть Ленке руку, давая тем самым понять, что останется верной и тогда, когда Магдалена уйдёт на следующее повышение и обретёт окончательно недосягаемый чин.

— Это кто? — вместо приветствия Венера ткнула в меня пальцем и, явно взволнованная появлением нового персонажа в своей местности, выдала широченную улыбку, растянув губы оболочки до предельных величин.

— Это Герман, — ответил Ленуська, — он… — и умолкла. Я отлично понимал её, в этот момент она стремительно прикидывала, стоит ли сообщать Венере о нашей семейной связи, учитывая предстоящий этап совершения нами ответственного и рискованного действия. И закончила фразу так, как я и предполагал, — …он мой новоприбывший.

— Ну и как вам тут у нас? — обратилась Венера ко мне. — Спокойно на душе? Долетели ничего, без никаких?

Я в некоторой растерянности уставился на жену, не очень понимая, насколько глубоко мне следует соединять менталку своей оболочки с милосовской, учитывая факт необязательности этой встречи, носящей чисто формальный характер.

— Он добрался нормально, — ответила за меня Ленка, — всё в порядке. — И изучающе посмотрела на своего бывшего поводыря. — Вот что я хотела сказать тебе, Венера, послушай меня и реши сразу, не то будет поздно. — Та вопросительно вскинула зрение и пару раз хлопнула веками. — Мы с Германом попытаемся выбраться отсюда через канал. Герман ходил к Овалу и, кажется, нащупал связь. Так что…

— Я-я-ясненько, — то ли несколько разочарованно, то ли с интонацией тайной гордости за ученицу, превзошедшую своего учителя, протянула Венера, — вот, значит, как всё у нас складывается…

— Я, собственно, вот о чём… иначе — не стану скрывать — я, возможно, вовсе не появилась бы, учитывая все эти непростые дела, сама понимаешь… — попыталась отбиться Ленка.

— Да, да, да! — с готовностью подхватила Венера слова моей жены, давая понять, что ухватила так и не понятый ею Ленкин намёк, — говори, говори, моя хорошая!

— Гамлет здесь… — понизив голос, сообщила моя жена, — Гамлет Айвазов, твой насильник. Он жив, здоров и в этом вполне человеческом варианте недавно объявился в нашей туманности. — И посмотрела на неё, ожидая реакции.

— Да ты чего?! — всплеснула руками Милосова. — Да быть такого не может, подруга!! — Произнесено это было столь непосредственно и с таким неподдельным выбросом виртуального адреналина, что понять окраску этой эмоции не представлялось возможным совершенно. В равной степени это могло выглядеть и как проявление нечеловеческой радости, и как выражение натурального, абсолютно непритворного ужаса. — Живой? А почему живой-то? Почему не как мы все?

— Послушай, подруга, — Ленка перешла на её же лексикон: так было проще донести до Венериного сознания любую азбучную мысль. — Я не знаю, какие у тебя планы на дальнейшую жизнь, лично у меня — расставательные, но просто я не хотела бы думать о тебе как об очередной жертве этого нелюдя. То, что он человек бессовестный и бездушный, знаем мы оба. Только ты это знала всегда, а поняла недавно. И хочу тебе сказать, что он тебя непременно отыщет, если ты ему понадобишься. Ему, скорей всего, потребуются приспешники для его новых отвратительных задумок, и, рано или поздно наткнувшись на тебя, он наверняка захочет тебя же использовать во всех своих делах, включая самые неблаговидные. И прибыл он сюда не бананы выращивать и не райские сады удобрять. Он ищет тех, с кем ему надо свести счёты. А в списке ты у него или нет, решать только тебе самой.