– На гитаре?

– Ма всегда говорила, что научит меня, но так и не собралась.

– Но она показала тебе основные аккорды?

– Нет. Она не любила, когда я брала ее гитары.

Джек помрачнел.

– Моя акустическая гитара сейчас в коттедже. Пойдем достанем ее.

– Правда? Ты позволишь мне играть на своей гитаре?

– Я подарю тебе эту чертову штуку.

Райли так просияла, словно он возложил ей на голову бриллиантовую тиару. Джек отшвырнул кухонное полотенце. Дин потащил Блу к выходу, ничуть не чувствуя себя виноватым за то, что оставляет Эйприл в лапах Ниты.

– Я не капризничаю, – сказала Блу, когда они спустились с крыльца. – Тебе не следовало так говорить. И несправедливо подогревать надежды Райли насчет подружки невесты.

– Ничего, она прекрасно переживет разочарование, – заверил Дин, направляясь к старой металлической бочке, где они сжигали мусор.

Она была полна. Дин зажег спичку из коробка, который Эйприл держала тут же, в закрытом пластиковом пакете, и бросил ее в мусор.

– Почему они все не уберутся? Джек все еще торчит здесь. Эйприл никуда не уедет, пока остается Райли. Старая ведьма – это последняя капля. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Все, кроме тебя.

– Только это не так просто, верно?

– Да, все не так просто.

Когда огонь занялся, Дин уселся в траву и стал смотреть на пляшущие языки. Всю эту неделю он видел, как растет уверенность Райли. Она загорела, и новая одежда, купленная Эйприл, уже становилась велика. Ему нравилось строить крыльцо, даже если при этом приходилось работать с Джеком. Каждый раз, забивая гвоздь, он чувствовал, что ставит собственное клеймо на эту старую ферму. И с ним была Блу.

Она остановилась у него за спиной. Он поднял упавшую в траву целлофановую обертку и бросил в огонь.

Блу посмотрела на смятый целлофан, приземлившийся у самой бочки, но Дин, похоже, не обращал внимания на свой промах. Его профиль, четко очерченный в сумеречном свете, казался ей безупречным.

Она шагнула вбок и уселась рядом с ним. Еще один бинт обматывал костяшки пальцев. Она коснулась повязки.

– Несчастный случай на стройке?

Он оперся локтем о колено.

– К тому же и на голове приличная шишка.

– Как ты ладишь со своим коллегой по возведению крыльца?

– Он не разговаривает со мной, а я не разговариваю с ним.

Блу скрестила ноги и тоже уставилась на огонь.

– Он по крайней мере должен сознавать, что сделал с тобой.

– Он и сознает. А ты? Потолковала с матерью на известную нам тему?

Блу рассеянно повертела в пальцах сорванную травинку.

– Это совсем другое. Она – что-то вроде Иисуса на грешной земле. Имела бы право дочь Иисуса жаловаться, что отец испортил ей детство, поскольку был занят спасением душ других людей?

– Но твоя мать не Иисус, и если люди заводят детей, им следует либо воспитывать их самим, либо сразу отдавать на усыновление.

Интересно, намеревается ли он сам воспитывать своих детей? Но мысль о Дине, пребывающем в кругу семьи, пока она бродит по свету, показалась ужасно угнетающей.

Он обнял ее за плечи, и она не запротестовала. Пламя поднялось выше. Кровь Блу запела в жилах. Она устала ждать очередной второсортной подачки, которую отмерит судьба. Единственный раз в жизни она собиралась пуститься в опасное приключение.

Ночной ветер запутался в ее волосах. Она встала на колени и поцеловала Дина. Позже она поставит его на место. А сейчас, сейчас собирается жить одной минутой...

Дин не нуждался в дальнейшем ободрении, и вскоре они, то и дело спотыкаясь, брели за сарай, где росла высокая трава и откуда их не было видно из дома.

Дин не знал, почему Блу передумала, но, поскольку она просунула пальцы под пояс его джинсов, не собирался допытываться.

– Я не хочу это делать, – жалобно пробормотала она, потянув за язычок молнии.

– Иногда приходится что-то делать против воли.

Он спустил ее трусики и шорты до щиколоток и принялся покрывать мелкими поцелуями. Она была сладкой, пряной, хмельным зельем, кружившим голову. И задолго до того, как он получил свое, она забилась в блаженных судорогах.

Он поймал ее, притянул на себя, чтобы защитить от колючек, впивавшихся в зад: малая жертва за счастье наконец-то погрузиться в теплое, извивающееся тело.

Она сжала ладонями его голову, стиснула зубы и свирепо процедила:

– Только попробуй меня торопить.

Он вполне понимал ее настроение. Но она была такая тугая, такая мокрая, а он зашел слишком далеко...

Дин вцепился в ее бедра, с силой насадил на себя и взорвался.

После он испугался, что она врежет ему по физиономии, поэтому снова уложил на себя, раздвинул ее бедра и, не переставая целовать, просунул руку между их телами. Она выгнулась и задрожала. Странное желание защитить эту девочку нахлынуло на него. Он шевельнул пальцами и отпустил ее на свободу. А потом долго гладил выбившиеся из хвостика волосы.

– Кстати... только для того, чтобы освежить твою память. – Он обвел пальцем ее поясницу под футболкой. – Ты сказала, что я тебя не завожу.

Она запустила зубы в его ключицу.

– И не заводишь... я имею в виду рациональную часть моего «я». К сожалению, имеется еще и развратная часть, которую ты

определенно заводишь, да еще как!

Он еще далеко не покончил с ней, и поэтому снова стал касаться этих самых развратных частей, но она откатилась от него и траву.

– Мы не можем совокупляться здесь всю ночь.

Дин ухмыльнулся. «Совокупляться»! Слово-то какое!

Из всей одежды на ней оставалась только футболка. Она потянулась к трусикам, что позволило ему как следует рассмотреть ее попку.

– Райли единственная, кто не понял, что мы делаем, – укоризненно пробормотала она.

Нашла трусики, встала, натянула их

и имела наглость объявить ультиматум: – Вот как отныне будут

обстоять дела, Бу. Я решила, что у нас будет связь, короткая и грязная. Я использую тебя в свое удовольствие, и не нужно мне

никаких сантиментов и никакого слюнтяйства. Мне плевать, что ты об этом думаешь. И плевать на твои чувства. Все, что мне требуется, – твое тело. Ну, по рукам или нет?

Вот же чертовка! Просто негодяйка!

Он схватил шорты, прежде чем она успела их поднять.

– А что я получу взамен за такое унижение? Нелегко сознавать, что тебя используют!

Она растянула губы в хищной улыбке.