глаза впервые… И они смотрят на него, сначала обжигая своей ненавистью, потом увеличиваются от удивления, затем начинают согревать теплотой…

— Разбитое сердце заживает быстрее, влюбляясь снова, — тихо бормочет себе под нос златовласый кудрявый мальчишка с парой белоснежный крыльев за спиной. Он уже минут десять не сводит своих озорных голубых глаз с Косты, что разглядывает отражение Антонины в зеркале. Купидон доволен своим метким выстрелом — только что его маленький колчан стал легче на одну золотую стрелу. — Но теперь, если сердце этого смертного будет разбито, то даже я не смогу собрать все осколки…

Коста широко распахнул свои бутылочно-зеленые глаза — это я только что наступила парню на босую ногу. Хмм… а было бы неплохо узнать, о чем же он сейчас думает с таким серьезно-вдохновленно-печальным лицом…

«Мой уставший мозг взрывается от мыслей о тебе 24 на 7! Я не могу подумать ни о чем другом, ничего и никого не замечаю, не могу сосредоточиться, все летит из моих долбанных рук! Я не могу даже закрыть свои глаза — с их обратной стороны словно пропечатана твоя ухмыляющаяся рожа! А твой нахальный взгляд, такой холодный и острый, как глубины Антарктики, преследует меня по всюду! Эти голубые глаза, как безжалостные лазерные прицелы, прожигают меня насквозь! Мне нужно срочно это прекратить, иначе я просто сойду с ума — кукуха улетит на юг и никогда не вернется! Я просто должен тебя уничтожить! Забыть! Вычеркнуть из своей жизни! Прогнать навсегда! Потому что я так больше не могу, когда ты рядом земля уходит из-под моих ног, небо падает на плечи, голова кружится. Воздуха не хватает, меня лихорадит так, словно мне снова три года, я написал в последние штаны и забыл все важные слова на свете… но, когда тебя нет рядом, мне еще хуже…»

— Блин! Так дай же мне быстрее свалить! Чего ты так вцепился в мою талию?! — в сердцах зашептала я, — и хватит пялиться за мою задницу! Свою лучше прикрой!

— Свалить? Не так быстро, детка! — выпалил Коста, обжигая своим горячим дыханием мою шею, словно включенный на всю мощность фен. М-да… кажется, внутри парня сейчас действительно кипели эмоции. Еще чуть-чуть и взорвется. — А ведь это моя золотая брошь! Мой волшебный зеркальный осколок и лепреконские монеты! Твой любимый братишка меня обокрал! Видимо, это у вас семейное, да? Чего ты мотаешь своей головой? Где он сейчас? Вы с ним заодно, да?

— Балда! — выкрикнула я и со всей силы наступила на голые пальцы его ног своими белыми найками. Парень взвыл от боли, как кот, у которого на хвосте припарковался автомобиль, и моментально разжал кольцо крепких рук вокруг моей талии. Я резко вырвалась и рванула к барной стойке — туда, куда изначально и планировала сбежать во время танца, чтобы укрыться за длинным столом. Сердце отчаянно колотилось, я расталкивала танцующих направо и налево. Коста же с грохотом и отчаянным протестным треском его несчастных недо-джинсов резко сел на свою полуголую, а к этому моменту уже и полностью голую задницу.

Но парень не растерялся: отчаянно ругаясь, он схватил с пола черные дорогие туфли с отвалившимися каблуками и, одну за другой, запустил их в мою удаляющуюся спину. Левая туфля больно ударила по моему плечу, другая же полетела в сторону танцпола и угодила в неизвестный хлебальник. Не знаю чей — в темноте не видно! Я же совершенно не осталась в долгу — быстро схватила со стойки литровый стакан колы со льдом и запустила его содержимое в выбежавшего из темноты Косту. Его градом осыпали кубики льда, в лицо ударили холодные пенные струи, а стакан, как назло, снова угодил в неизвестный хлебальник. Опять не знаю чей — в темноте не видно!

Вскоре, как это часто бывает в американских комедиях, в холле разразился настоящий хаос — взбесившиеся студенты с дикими криками под громкие басы швырялись, пулялись, орали и крушили все вокруг. Нет ничего приятнее, чем испортить вечеринку, на которую ты пришел без приглашения!

Пара барменов, перемазанных в кетчупе, вскочили на барную стойку, открыли здоровенные бутылки дорогого шампанского и принялись поливать из них разгоряченную толпу, словно из пенных пушек.

Я успела спрятаться за барной стойкой, забившись в узком проеме между полупустым холодильником, наполненным доверху мороженым с фруктами, и шкафом с чистой посудой. И принялась судорожно разворачивать липкими от колы и трясущимися от громких басов руками свой белый плащ. Все шло неплохо, пока справа от меня не раздался знакомый противный голос вперемежку с идиотским смехом.

— Привет! Здесь действительно жарко или это из-за тебя? И-хи-хи-хи!

— Не подходи, Дилан! — испуганно вскрикнул Доминик, кивая своей белобрысой головой в мою сторону. — На стойке она сама сказала, что у нее водятся…

— Сами вы блохастые! — огрызнулась я, быстро пряча еще не расправленный плащ в карман — благо, когда он складывался, то магическим образом уменьшался в размерах, и в сложенном виде был не больше носового платка. — Отвалите от меня!

А вот этого последнего у этой неразлучной парочки придурочных дружков Косты в планах совершенно не было. Рыжий Доминик, по-прежнему истерически хихикая — видимо в драке ему неслабо отбили его ушастую тыкву, грубо схватил меня за плечи. Дилан, явно брезгуя, шарахнулся от меня в сторону, но по приказу своего дружка открыл дверь гигантского холодильника.

— Давай! Остынь немного, блохастая! — проворчал белобрысый.

Как бы я не орала и не упиралась, они с силой втолкнули меня внутрь и с грохотом захлопнули прочную стеклянную дверь, которая, конечно же, открывалась только снаружи. Утопая в белых клубах тумана от собственного горячего дыхания, я с ужасом забарабанила по толстому, будто пуленепробиваемому, дверному стеклу. Оно лишь быстро запотело от моего дыхания, а на голову полетели, кружась, белые снежинки.

Снаружи донеслось зловещее: «Вжиииик! И-хи-хи-хи!». Это противный Доминик установил скорость заморозки на максимум с самой низкой температурой -18 градусов. Это был не простой холодильник, а с чрезвычайно низкими температурами для шоковой заморозки фруктов и мороженого для коктейлей.

Проклятье! Я словно очутилась на северном полюсе — жуткий холод защипал лицо и уши, глаза заслезились, губы посинели, руки стали неметь от мороза. Но это было еще далеко не самые худшее! В мою спину, словно острые ледяные пластины больно упирались металлические полки холодильника. Расстояние между ними и стеклянной дверью, где именно я и застряла, было довольно маленькое — узкая полоса не более сорока сантиметров. Так что я сейчас стояла, прижатая лицом и ладонями к запотевшему стеклу, с трусами, полными