– А я вообще с плохими людьми не вожусь, – хохотнул Иван. – Только с хорошими.

– А как же Кощей с Егозой? Силыч? – грустно усмехнулась Надя. – Они, по-твоему, тоже хорошие люди?

– Но ведь ты – тоже с ними, – Раничев посмотрел в серые глаза женщины.

– Много ты знаешь, с кем я… – вздохнула та. – И вообще мы с Генькой скоро отсюда уедем!

– Я знаю, – с улыбкой кивнул Иван.

– Генька рассказал? Проболтался все-таки… Вот я ему задам!

– Хочу спросить, – Раничев слегка замялся… – Правда, не знаю, имею ли право…

– Спрашивай. А уж ответить иль нет – решу.

– Почему вы не уехали раньше? Не пускал Силыч?

Надежда вздрогнула:

– Давно хотела тебя предупредить – Силыч страшный человек! Опасный и хладнокровный убийца.

– Ну это еще как посмотреть, кто из нас опаснее?! – тихо рассмеялся Иван.

– Не говори так, – Надя покачала головой. – Ты не такой, как они, Ваня! И вообще, ты не тот, за кого себе выдаешь. Никакой ты не урка и не торговец.

– А кто же тогда?

– Не знаю… Может быть, из милиции, может… не знаю. Но почему-то чувствую. – Надежда сама разлила остатки вина. – Давай теперь выпьем за тебя! Чтобы у тебя все получилось.

Выпив, Иван осторожно погладил женщину по плечу… и неожиданно поцеловал в губы. Надежда не сопротивлялась… только лишь, когда рука Раничева, словно бы невзначай, скользнула в вырез платья, завертела головой и твердо прошептала:

– Нет. Пусть мы с тобой останемся друзьями, Иван. Просто друзьями.

– Конечно, останемся… – тихо отозвался Раничев. – Можешь на меня полностью положиться. Если хочешь, я помогу вам уехать.

– Хочу! Очень хочу! – кивнув, призналась Надя. – Только опасайся Силыча… Если узнает – всех нас убьет. Этот дом – его хаза, да и на меня он имеет виды… Вернее, имел, пока не отшила.

– Что так? Ой, извини за вопрос.

– Ничего… Силыч… он, ладно бы только на рожу противен, усики эти мерзкие, так еще и хам. А я не люблю хамов…

– Еще один вопрос – можно?

Надежда качнула головой.

– Корявый… У него был перстень?

– Перстень? Да… красивый такой, золотой, с крупным зеленым камнем, изумрудом, кажется. Знаешь… Корявый, он еще поопасней Силыча будет. Сколько они из-за этого перстенька цапались, Боже! Тоже мне, мужики – как-то даже разодрались из-за цацки… Спасибо!

– Спасибо? – удивленно переспросил Иван. – За что?

– За то, что не расспрашиваешь про Викентия. Поверь, мне было бы тяжело вспоминать… Я ведь любила его… Нет, Генька не его сын. Но Викентий относился к нему, как к своему. Ты знаешь, Генька тебя уважает… Прибежит, бывало, из школы, когда тебя нет, так первым делом спросит – где дядя Иван?

– Ребенок… На гитаре все ж таки научился бренчать немного.

– Он говорил… Да, послезавтра, во вторник, у них какой-то сбор. Шефы придут, с химзавода, про профессии разные будут рассказывать.

– Это хорошо, полезно для будущего.

Надежда вдруг улыбнулась:

– Спасибо, Иван, за сегодняшний вечер. Давно у мня такого не было.

– Ну что ты… Это тебе спасибо.

– Мне-то за что? Ладно, спать пора, поздно уже.

– Спокойной ночи.

Кинув на прощание, Раничев поднялся к себе и, аккуратно повесив на спинку стула одежду, лег, побыстрее забравшись под покрывало – все ж таки было прохладно. За узким окном мансарды, на деревянном столбе у дороги тускло светился фонарь, и черные тени ветвей бегали по дощатым стенам, словно картинки волшебного фонаря.

Иван вдруг прислушался – снизу, с лестницы, явно послышались чьи-то осторожные шаги. Вот они стали ближе, бесшумно распахнулась дверь… Раничев вздрогнул:

– Надя?

– А ты думал – кто? Сам же звал…

– Звал…

Надежда сбросила на пол халат и нагая бросилась в постель Ивана.

* * *

Назавтра явился Силыч. Он был явно взволнован и нервно теребил усики – куда-то запропастились Егоза с Кощеем.

– Как это – запропастились? – Раничев сделал вид, что не понял. – Пьют, наверное, где-нибудь. Проспятся – придут.

– Да нет, парень, – нехорошо осклабился бандит. – Впервой с ними такое. А Егозу – слышь ты – вроде бы как на вокзале видали. Может, легавые на хвост сели?

Иван размашисто перекрестился:

– Упаси Боже!

– Ладно, – надев кепку, Силыч поднялся с дивана. – Может, и впрямь рано икру метать? Надежда где?

– На работе.

– А, ну да, – главарь шайки зачем-то поглядел в окно, словно надеялся увидать там возвращающуюся с работы Надежду, и вдруг, резко выхватив из кармана финку, приставил ее к горлу Ивана:

– Ну что, фраерок? Вижу, отпробовал уже Надьку?

– У меня и без нее биксух хватает, – холодно отозвался Раничев. – Ножик-то убери, щекотно.

– Ишь, щекотно ему… – бандит явно не торопился убирать нож – не знал, дурачок, с кем связался!

– Ну убери, убери, – через силу улыбнулся Иван. – Хочешь – ко мне подымемся? У меня водка есть.

– Водка – это хорошо, – спрятав финку, Силыч пристально посмотрел на Раничева. – Однако ж водка под добрую беседу хорошо идет, так?

Иван засмеялся:

– Угадал ты, Николай Силыч. Очень хочу я с тобой с глазу на глаз побеседовать, прямо так хочу, что даже кушать не могу!

– Что ж, идем, погутарим…

Поднявшись к Раничеву в мансарду, уселись прямо на софу. Иван вытащил из-под стола опечатанную сургучом бутылку «Московской особой» и банку рыбных консервов, усмехнулся:

– Вот теперь доставай свой ножик, откроем!

– Ниче! – захохотал Силыч. – Я мануфактурой привык… Ну, будем!

По первой выпили не закусывая, потом все же открыли банку. Раничев и сам опьянел, конечно, не так, как бандюга, да и тот-то, честно говоря, больше куражился, а сам, нет-нет, да и зыркал на собутыльника волчьими злыми глазами. Так в этот раз и не поговорили толком – слишком уж пьяные были оба, да к тому же чувствовалось подспудно – не созрел еще Силыч для нужного разговора.

Назавтра главарь зашел снова, долго шептался о чем-то с Надеждой, как та потом рассказала – все выспрашивал об Иване, видно, решал, можно тому довериться или нет, ведь ни Егоза, ни Кощей так и не объявились.

На следующий день Иван уже и сам с нетерпение ждал, когда же, наконец, соизволит появиться Силыч – время-то шло, бежало, этак и до белых мух можно было здесь задержаться, что в планы Раничева, естественно, никак не входило. Ага, вот, показалась за забором знакомая кепка. В этот раз бандит специально пришел пораньше, чтобы поговорить наедине, без Надежды, видно, взыграло-таки любопытство. Усевшись за стол, зыркнул на Геньку: