Матвею самому захотелось перекусить, поэтому он не удивился, заметив еще одного наблюдателя – пацана лет десяти, одетого бедно, но в аккуратно заштопанные и чистые шортики и майку, который во все глаза смотрел на пирующего Гаргантюа. А когда парнишка подошел ближе, Матвей понял, что тот увечный: правая нога не разгибалась, и он ее подволакивал.

Глядя, как он смотрит в рот краснорожего, Матвей судорожно сглотнул подступивший к горлу комок и хотел было намекнуть детине: поделись, мол, с ребенком, – но передумал и полез в карман за деньгами. И тут краснорожий вдруг протянул руку и дал мальчишке подзатыльник, так что тот врезался головой в колонну.

– Иди отсюда, ворюга!

Парень, однако, не заревел, хотя на глаза навернулись слезы. Завозился, с трудом вставая на ноги, и поковылял по залу, не оглядываясь. В душе Матвея что-то сгорело, жар хлынул к щекам, перехватило дыхание, и он с трудом сдержал готовое вырваться рыдание, будто это ему сделали больно. Шагнув к детине, привычно выбрав точку удара, он вдруг подумал: краснорожий «коммерсант» его не поймет, что бы он ни сделал, и Матвей произнес тихо, но четко одно-единственное слово:

– Ублюдок!

Детина подхватился было с узлов, чтобы дать достойный ответ, но глянул в глаза Соболева, светящиеся ледяной синью, и в растерянности плюхнулся на свои мешки и узлы.

Мальчишку Матвей нашел за киоском с коммерческим набором: парень сидел съежившись на полу, плечи его вздрагивали. Матвей присел рядом на корточки, дотронулся до худенького незагорелого, несмотря на лето, плеча. Мальчишка вздрогнул, отодвинулся, оглянувшись на незнакомого дядю, и, видимо, что-то в лице Матвея поразило его, потому что он широко распахнул глаза, из которых брызнули слезы, и приоткрыл рот, готовый уйти, если прогонят.

– Что, досталось? – улыбнулся Матвей.

Мальчишка ощетинился, вспомнив обиду, сказал сдавленным голосом:

– Я ничего ему не сделал… я не ворую… – Он показал измазанные ладошки. – Дядь, за что он меня, а?

– Он болен, – серьезно ответил Матвей. – Таких за версту надо обходить. Ты что же, кормишься здесь?

– Не, я бутылки собираю, а бабуля сдает.

– А мамка твоя где?

– Нету мамки, сгорела она, похоронили в прошлом году.

– А папки тоже нету?

– Нету, он за границей сидит, я с бабулей живу. Да вы не думайте, я ей помогаю.

Матвей снова проглотил ком в горле, достал пятьдесят тысяч разными купюрами, сунул парню в кармашек шортиков.

– Держи, пацан. Иди к бабуле, привет ей передай, на какое-то время вам хватит, а потом я еще принесу. Бутылки больше не собирай, хорошо? Где живете-то?

– На Ольховской, пять «а», сорок два. Только я денег не возьму, бабуля ругаться будет.

– Не будет, скажешь, Матвей прислал, дальний родственник твоего папки. Смотри не потеряй, по вокзалу не шастай. Тебя как зовут?

– Стасом.

– Ну вот и познакомились. Беги, я, как вернусь, сразу зайду.

Мальчишка вытер слезы, вздохнул по-взрослому, виновато, снизу вверх глянул на Матвея и похромал к выходу из зала. Оглянулся у двери, помахал рукой, робкая улыбка тронула его губы, и соленая волна прихлынула к глазам Матвея, отозвавшись в сердце, в крови, в душе желанием догнать, обнять, прижать к себе и не отпускать.

– Я приду! – поклялся Матвей себе и ему.

В начале одиннадцатого утра он был в Рязани.

Кристина жила с родителями недалеко от площади Победы, на улице Красной, в пятиэтажном доме старой постройки. Чувствуя, как неровно забилось сердце, пытаясь успокоиться и одновременно с удивлением прислушиваясь к себе, Матвей позвонил в дверь двенадцатой квартиры на третьем этаже. Ему открыла молодая женщина, как две капли воды похожая на Кристину, одетая в мужскую рубашку с короткими рукавами и шорты.

– Вам кого? – певуче спросила она, отбрасывая со лба волосы точь-в-точь как Кристина.

– Вы Ольга Николаевна, мама Кристы, – утвердительно сказал Матвей. – Здравствуйте. Я Соболев. Кристина дома?

Женщина с любопытством оглядела Матвея, но в дом не пригласила.

– А Криста уехала. – Вспыхнувшее в глазах удивление сменилось легкой тревогой. – Позавчера за ней зашли двое, сказали… да-да, я сама слышала, я в отпуске и все время дома. Они сказали: с вашим другом случилось несчастье, надо ему помочь.

Сердце Матвея оборвалось.

– Когда это было? Позавчера, говорите? – Он вспомнил о своем налете на базу «Щита». Да, если Кристина его звала, он не слышал. – А ребят этих описать сможете?

Ольга Николаевна повела плечиком точно так же, как дочь.

– Высокие, мускулистые такие. Один вроде бы как грузин, с усиками, а второй шатен с бритыми висками, не очень приятный на вид. Но очень вежливый. Да, у них на пальцах перстни были интересные…

– В виде черепов? – быстро спросил Матвей.

– Д-да… Значит, это все-таки были ваши друзья? Заходите, – спохватилась Ольга Николаевна. – Чаю попьем, или кофе, или тоника.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, я очень спешу.

«Друзья», значит, – подумал Матвей с удивительным спокойствием. – Вот как они решили меня взять! Откуда же им стало известно о Кристине? От Жоржа? Но ведь знать надо было не просто ее ухажера, а конкретного человека, Матвея Соболева! Кто мог дать такие сведения? Какой ангел, Бог или дьявол знает о Соболеве так много?!»

Мать Кристины продолжала смотреть на него вопросительно и тревожно, и Матвей поспешил ее успокоить:

– Не волнуйтесь, мы просто с ней разминулись, все будет хорошо.

Ольга Николаевна улыбнулась, кивнув, спрятала сомнение.

– Может, все-таки зайдете?

– Если не возражаете, я приеду с Кристиной. Она обещала увезти меня к морю.

Неизвестно, что на него нашло, но Матвей вдруг взял руку Ольги Николаевны и поцеловал, стараясь вложить в этот прощальный жест уверенность, которой не испытывал.

Выйдя из дома в пекло улицы, он остро пожалел, что не поехал на машине. Как теперь добираться