материализовалось все помещение до последней детали. Задержавшись на созданном им образе на несколько секунд, он начал удалять из него предмет за предметом — мебель, ковры, обои, — пока ничего не осталось. Но на этом он не остановился и стал удалять весь шумный город, раскинувшийся за пределами здания: сначала дом за домом, потом целые кварталы и, наконец, районы.

Мысленная разрушительная работа набирала обороты и продолжалась во всех направлениях: очередь дошла до округов, потом до штатов, государств, планеты, Вселенной — все это поочередно проваливалось в черноту.

Через несколько секунд не осталось ничего — один Пендергаст, парящий в бескрайней пустоте. Наконец он приказал исчезнуть собственному телу, и оно также было поглощено темнотой. Вселенная теперь была совершенно пуста: в ней не было ни мыслей, ни боли, ни памяти — ничего. Пендергаст достиг состояния, известного как санията, и на какой-то миг — или это была вечность? — само время перестало существовать. И тогда наконец старинный особняк, расположенный на Дофин-стрит, начал обретать форму в его сознании. Особняк Рошнуара, дом, в котором прошло их с Диогеном детство.

Пендергаст стоял перед ним на старой мощеной улице и через высокую кованую ограду рассматривал крышу мансарды, балкон, площадку с перильцами на крыше и остроконечные башенки. Высокие кирпичные стены скрывали внутренний двор с роскошным цветником.

Пендергаст мысленно открыл массивные железные ворота и, пройдя по центральной подъездной аллее, остановился у портика. Двойные белые двери были распахнуты, открывая взгляду огромный холл.

Помедлив несколько секунд, что было для него совершенно не характерно, он шагнул через порог и оказался на мраморном полу холла. Над головой у него ярко сверкала хрустальная люстра, свисавшая с высокого, украшенного лепниной потолка. Широкая изогнутая лестница с резными перилами вела на второй этаж. Слева за закрытой дверью находился длинный, с низким потолком выставочный зал, справа располагалась тускло освещенная, обшитая дубовыми панелями библиотека.

Их родовой особняк был сожжен дотла новоорлеанским сбродом много лет назад, и Пендергаст с тех пор хранил в своей памяти его виртуальный образ. Это был интеллектуальный артефакт, воспроизведенный с необычайной точностью; кладовая, в которой он хранил не только свои ощущения и наблюдения, но и бесчисленные семейные секреты. Как правило, посещение дворца памяти оказывало на него успокаивающее, умиротворяющее воздействие: в каждом ящике каждого шкафа таились воспоминания о том или ином событии прошлого, о собственных размышлениях в связи с той или иной научной проблемой, которые можно было внимательно изучить на досуге. Сегодня же Пендергаст испытывал глубокое волнение, и лишь огромным усилием воли ему удавалось удержать образ особняка в своем воображении.

Он пересек холл и, поднявшись по ступеням, оказался на втором этаже. Помедлив долю секунды, пошел по широкому коридору. В стенах, обитых розовой гобеленовой тканью, имелись мраморные ниши; между ними висели написанные маслом портреты в старинных золоченых рамах. Пендергаст ощутил запахи дома — в нем пахло старой тканью, кожей, полиролем, и ко всему этому примешивался аромат духов его матери и любимого латакийского табака отца.

Примерно посередине коридора находилась дверь его комнаты, но Пендергаст не дошел до нее, остановившись перед соседней дверью, запаянной свинцом и прикрытой толстым листом кованой меди, края которого были прибиты к дверной коробке. Это была комната его брата Диогена. Пендергаст сам мысленно замуровал ее много лет назад, навсегда закрыв доступ в это помещение дворца памяти.

Это была единственная комната, в которую он пообещал себе больше никогда не входить. Но теперь — если Эли Глинн прав, — ему придется это сделать. У него нет выбора.

Пендергаст стоял перед дверью в нерешительности, чувствуя, как учащаются его пульс и дыхание. Стены особняка вокруг него вдруг вспыхнули и начали светиться. Свечение то становилось ярче, то слабело, как электрическая лампочка при перепадах напряжения. Он испугался, что созданная с таким трудом воображаемая конструкция вот-вот исчезнет, и огромным усилием воли заставил себя сосредоточиться. Немного успокоившись, он сумел придать устойчивость окружающим его образам.

У Пендергаста было мало времени: он знал, что в любой момент выстроенная с таким трудом картина может разрушиться под воздействием овладевших им эмоций. Он не может сохранять нужную степень концентрации бесконечно долго.

Пендергаст пожелал, чтобы в руках у него оказались лом, зубило и молоток. Вогнав лом под край медного листа, он начал отгибать металл от дверной коробки, методично двигаясь по всему периметру. Когда все края были отогнуты, он бросил лом, взял в руки зубило и молоток и начал выбивать мягкий свинец из щелей между дверью и дверной коробкой. Изогнутые куски свинца с глухим стуком падали на пол. Пендергаст выполнял работу быстро, надеясь с ее помощью отвлечься от тяжелых мыслей, стараясь не думать ни о чем, кроме стоящей перед ним задачи.

Через несколько минут на полу уже лежала небольшая горка свинца. Теперь единственной преградой между Пендергастом и тем, что находилось по ту сторону двери, был тяжелый замок. Пендергаст сделал шаг вперед и подергал дверную ручку. В другой ситуации он попытался бы вскрыть замок инструментами, которые всегда имел при себе, но сейчас у него не было на это времени — малейшее промедление могло стать роковым. Он отступил на шаг, поднял ногу и изо всех сил ударил в точку непосредственно под замком. Дверь распахнулась, громко стукнувшись о внутреннюю стену. Пендергаст, тяжело дыша, стоял на пороге, за которым находилась комната Диогена. Комната его брата.

Однако он так ничего и не увидел. Тусклый свет из коридора не мог рассеять окутывавший комнату сумрак — дверной проем на фоне розовых стен казался черным прямоугольником.

Пендергаст отбросил зубило и молоток. Еще секунда — и в руках у него оказался мощный фонарь. Включив его, Пендергаст направил луч в темноту, и ему показалось, что она жадно всосала в себя электрический свет.

Он попытался сделать шаг, но ноги не слушались. У него было такое ощущение, что он простоял на этом пороге целую вечность. Стены дома задрожали и вновь начали таять, словно сотканные из воздуха. Дворец памяти исчезал на глазах. Пендергаст вдруг понял, что если потеряет его сейчас, то не сможет вернуть никогда. Никогда…

Это был самый тяжелый момент в его жизни. Нечеловеческим усилием воли ему все-таки удалось удержаться на пороге, но эта сверхконцентрация почти полностью лишила его сил.

Пендергаст с трудом сделал еще один шаг и, остановившись сразу за порогом, посветил фонариком, направив его луч в самые дальние темные уголки помещения. Однако вместо комнаты, которую он ожидал увидеть, его взгляду предстала длинная крутая лестница из нетесаного камня, спускавшаяся