Пока нам надо заняться людьми с университетской фотографии, двоих из которых старик вроде как опознал. Через это мы переходим к следующему вопросу. Как вчера проявил себя Сайм?

Гюнтер ответил не сразу.

– Очень хорошо. Вел допрос Манкастера, но принимал наводку от меня. Мне кажется, Манкастер даже не понял, что я иностранец. Потом Сайм помог мне попасть в квартиру.

– Насколько вы ему доверяете?

Гюнтер снова задумался.

– Он не из покладистых. Недоволен тем, что операцией руководим мы. Он умен и более проницателен, чем может показаться на первый взгляд. Но при этом любит деньги и богатую жизнь, а я обмолвился, что его ждет щедрая награда за помощь.

Гесслер постучал пальцем по оксфордскому снимку.

– Вы готовы поручить ему разобраться с этим делом и установить личности изображенных на фотографии? Фамилии, названные посетителями в клинике, без сомнения, вымышлены.

– Да. Но я буду присматривать за ним – если придется выбирать между германскими и британскими интересами, не знаю, в какую сторону он прыгнет. Он хороший фашист, но как я уже сказал, недоволен нами. Вопрос о вознаграждении может иметь немалую важность.

– Вам он не нравится, да? – спросил Гесслер.

– Да, – подтвердил Гюнтер. – Но это несущественно. Я полагаю, что Сайм может принести большую пользу.

– Тогда сыграем на его алчности. – Гесслер улыбнулся. – Это часто срабатывает. – Он обрел былой апломб, точно разговора о болезни Гитлера не было вовсе. – Я побеседую с суперинтендантом. Попрошу его связаться с Оксфордом, выяснить, кто изображен на снимке. Сводите Сайма сегодня вечером в дорогой ресторан – «Кафе де Пари», скажем. Столик мы организуем. Поблагодарите за помощь, сообщите, что германское правительство признательно ему и готово открыть для него банковский счет в рейхсмарках.

Гесслер посмотрел на настенные часы и продолжил:

– Вскоре мне предстоит связаться с Берлином. Возвращайтесь в квартиру, свяжитесь с Саймом, умаслите его. И ждите звонка. – Он снова бросил на Гюнтера резкий взгляд. – При этом будьте готовы ко всему. И помните, сам Гейдрих желает, чтобы Манкастер оказался у нас в руках. А Сайма, если понадобится, можно пустить в расход.

Тем вечером Гюнтер повел Сайма ужинать в «Кафе де Пари», как было условлено. Вернувшись к себе, он позвонил Сайму на работу и поговорил с ним в наигранно-добродушном тоне. Затем – светские развлечения для него изначально не предусматривались – телефонировал в посольство, чтобы ему прислали обеденный костюм. Тот прибыл через час, вместе с накрахмаленной и отутюженной рубашкой, и оказался точно впору. Кроме того, для них забронировали столик, что наверняка оказалось нелегко: времени оставалось совсем мало.

Гюнтер раз за разом прокручивал в голове сказанное Гесслером. По правде говоря, он и сам знал, что Гитлер болен и может умереть, что политики сцепятся затем между собой, но совсем другое дело – когда на высокую вероятность такого сценария указывает осведомленный человек. Двадцать с лишним лет Гюнтер верил, что фюрер – это некая сверхчеловеческая сила, посланная судьбой, чтобы спасти поруганную Германию. Ему вспоминались плакаты, висевшие на улицах в тридцатые годы: «Всем этим мы обязаны фюреру». Он знал, что Мартин Борман – правая рука Гитлера, но вместе с тем ничтожество. Гесслер прав: Геббельс – вот ключевая фигура. К кому он склонится, к СС или к армии? Гюнтер сидел и размышлял, но над всеми мыслями господствовал холодный страх: Гитлера, краеугольного камня, скоро не станет.

Устав от раздумий, он лег в кровать и впал в дремоту. Ему снился сон про его юного сына. Михаэль шел по сжатому полю, и Гюнтер знал, что оно заминировано, но почему-то не мог крикнуть и предупредить мальчика. Потом он увидел другого человека, шедшего через поле к Михаэлю. Брат Ганс. Гюнтер понимал, что Ганс и Михаэль вот-вот подорвутся, но, как ни пытался заговорить, с губ срывался лишь слабый хрип. Он проснулся, хватая ртом воздух.

Звонков из посольства не поступало, и в семь вечера Гюнтер сам позвонил Гесслеру. Холодно-деловитый секретарь сообщил, что в случае необходимости с ним свяжутся в «Кафе де Пари». Он направился к станции метро «Юстон-сквер»; в воздухе висел смог, от сернистого запаха у Гюнтера разыгрался кашель – лондонский туман всегда действовал на него одинаково. Если так пойдет и дальше, придется надевать маску. Ему вспомнился кошмарный сон. Гюнтер ощущал опустошенность и страх. В присутствии Сайма нельзя показывать всего этого.

На платформе метро он увидел огромную яркую афишу: мужчина в наряде клоуна с размалеванным лицом держит большой горящий обруч, через который прыгает лев. «Рождественское представление цирка Билли Смарта». «Интересно, есть ли какой-нибудь цирк в Крыму?» – подумал он.

Ресторан «Кафе де Пари» занимал просторное помещение в подвале. Гюнтеру доводилось бывать здесь во время прошлой командировки – как правило, исполняя скучные дипломатические обязанности. Ему доводилось слышать, что в 1939–1940 годах, когда англичане страшились немецких бомб, это заведение рекламировали как самое безопасное в городе. В зале царил полумрак, на столах горели небольшие лампы, прикрытые абажурами. Гюнтер надеялся, что им достанется место на балконе, опоясывавшем танцевальный зал: он чувствовал себя увереннее, если смотрел на происходящее с высоты. Но его подвели к столику рядом с танцевальной площадкой, откуда был виден оркестр. Тот играл громкую, немелодичную джазовую музыку.

Гюнтер посмотрел на часы – было еще рано – и оглядел посетителей за другими столиками. Некоторые пожилые дамы явились в бальных нарядах, но у молодых платья были, как правило, короче: у одних – широкие, с оборками, у других – облегающие. Многие накинули на голые плечи модный палантин из норки. Четверо полковников вермахта сидели вместе – вероятно, военные советники из посольства, люди Роммеля: члены клики, которая стремится к сделке с врагом. Военные выглядели веселыми и уверенными. Большой стол по соседству занимала компания из англичан средних лет и молодых женщин, по виду проституток: все они понемногу напивались, ведя себя оживленно и шумно. Судя по долетавшим до него репликам, Гюнтер предположил, что это люди из Ай-Си-Ай, отмечающие скорое возобновление контракта с «Сименсом». Подошла официантка, он заказал апельсиновый сок. В этот вечер не было желания злоупотреблять алкоголем.

Сайм опоздал на четверть часа, в обеденном костюме, который был ему слишком велик. Мысленно вздохнув, Гюнтер встал и пожал инспектору руку. Они сели. Сайм огляделся, на его лице появилось одобрительное выражение.

– Вот это местечко, да? Слышать я про него слышал, но никогда не бывал.

– Мы хотели показать, как высоко ценим вас. – (Подошла официантка.) – Что будете пить?

– Бренди, если это уместно. Не будем мелочиться. Что там у вас?

– Апельсиновый сок. Но я тоже