Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты же понимаешь, что отец плохо воспримет твою выходку.
– Сорглан-то? Сорглан мне ничего не сделает, даже если узнает. Он под каблуком у моей матушки, а уж она-то не решится причинить мне хоть малейший вред. Она меня любит намного больше, чем могла бы любить тебя, уж поверь. Но он не узнает. Может, решит, что ты сбежала с любовником. – Он расхохотался. – Самая логичная мысль.
Ингрид слегка побледнела, но сохранила присутствие духа. Она всегда предпочитала контроль разума над своим сознанием власти чувств, и теперь не видела смысла забавлять похитителя зрелищем своего страха или истерики. Возможно, потом, когда ей не удастся справиться с собой. Но об этом не хотелось думать. А пока надо понять, чего он от неё хочет и что задумал.
– Всё тайное рано или поздно становится явным. Отец тебе не простит.
– Мне плевать на мнение Сорглана.
– А, да, конечно, ты же знаешь, кто твой настоящий отец. – И тут его перекосило. Глаза зло сверкнули. С запозданием девушка сообразила, что её слова – прямой намёк на его незаконнорожденность. Пожалуй, не стоит так сходу. – Ну хорошо, – нервно добавила она. – Он решит, что я сбежала с любовником, но тебе-то я зачем?
Скиольд медленно встал и снова потянулся с ленцой, не сводя с неё глаз. Теперь уже ожесточённых.
– А зачем вообще нужна женщина? – Ингрид прищурилась и сжала губы. – Женщина нужна для любви. А ты, раз считаешь себя моей сестрой, разве не должна меня любить? Я очень рад буду твоей приязни. Нам лучше поладить, верно? И я забуду те дерзости, которые ты наговорила мне при нашей последней встрече.
– Не могу сказать, что моё мнение о тебе хоть немного изменилось.
– Ну вот. Зачем же так всё портить. Давай-ка лучше по-доброму. По любви.
Скиольд схватил её за плечи и потянул её к себе. От него пахло потом, морем, пивом и дымом. Он дышал как дикий зверь, и это почему-то было отвратительно. Но даже если бы теоретически такой мужчина мог бы понравиться Ингрид, в подобных обстоятельствах она всё равно бы отбивалась до последнего. Какое-то абсолютно рефлекторное было действие, получилось само собой.
Он перехватил её руки и сжал запястья.
– Так, понятно, – сказал он с удивительным спокойствием, и это спокойствие было страшнее открытой ярости. – Добрых сестринских чувств тут нет. Ладно. Будем говорить по-другому.
Скиольд притиснул её к себе, перехватил оба её запястья одной рукой. Она попыталась его ударить, но тут же получила оплеуху. Скиольд, способный ударом кулака расколоть человеческий череп, ударил едва-едва, только затем, чтоб жертва ненадолго ошалела. У Ингрид подкосились ноги, голова закружилась, и она почти не сопротивлялась, пока мужчина укладывал её на койку и срывал остатки одежды, а потом прижал локтем и коленом, и тогда уже было поздно. Девушка попыталась дёрнуться, но куда там. Свободной рукой он уже принялся поглаживать её грудь, белую и чистую, именно такую, какая нравилась северянам.
– Прекрасная кожа, – пробормотал Скиольд. – Нежная. Этим-то мне и нравятся знатные девицы – они следят за собой. Уймись уже. Ты себе же хуже сделаешь.
– Убери руки!
– То есть не уймёшься. Ну и в чём смысл?.. Тебя мой отец вообще воспитывал? – Он поднялся, отпустил добычу, и Ингрид мгновенно откатилась к стене, попыталась завернуться в небрежно брошенное одеяло. Он и на это не обратил внимания, начал расстёгивать ремень. – Значит, я воспитаю. Как старший брат. В любую бабу ум вбивается через задницу. – Нагнулся, схватил её за локоть, грубо дёрнул на себя и опрокинул лицом вниз. – Вот же дура.
21
Ещё не побелело небо, затянутое тонкой плёнкой облаков, ещё горели костры по периметру замковых стен, когда проснувшегося рано Сорглана (он вообще предпочитал не залёживаться) обеспокоили жалобные крики, звучащие где-то рядом. Он скинул ноги с постели, жестом успокоила вскинувшуюся Алклету, которая до этой минуты спокойно спала, и, едва выглянув в коридор, увидел, как в гостиную двое слуг выносят Эльгинн. Она, судя по мутному взгляду и беспорядочным движениям, пребывала в каком-то странном состоянии и, кажется, делала усилия, чтоб вновь не потерять сознание.
Девушка очухалась только теперь, и состояние было такое тяжкое, что больше всего ей хотелось снова закрыть глаза и пару дней полежать, не шевелясь. Но с натугой вспомнила о том, что произошло, и преданность победила – Эльгинн с трудом закричала. Крик получился лишь чуть сильнее стона, но на её счастье в гостиной уже работали две служанки и любезничающий с ними оруженосец графа, они встревожились, заглянули в комнату дочери Сорглана и вынесли тяжело дышащую Эльгинн. А потом, заметив, что в комнате нет леди Ингрид, заметались, не зная, что делать и кого звать.
– Что случилось? – жёстко спросил Сорглан, глядя на слуг, но больше всего – на пострадавшую.
За Эльгинн ответила горничная госпожи Алклеты.
– Исчезла госпожа Ингрид, мой господин.
– Что значит исчезла?
– Посмотрите.
Сорглан ещё раз взглянул на Эльгинн.
– Вызовите ей врача. – И вошёл в комнату дочери.
По первому взгляду здесь ничего не изменилось. На столе лежала раскрытая на середине книга, у кровати валялось небрежно сброшенное бальное платье и туфельки, а на краю стола – украшения. Но что более всего насторожило лорда – постель не была смята, на неё явно сегодня не ложились. И ещё – было снято и куда-то делось гобеленовое покрывало, а судя по виду Эльгинн, она не могла его снять и куда-нибудь спрятать. Сорглан методично обыскал комнату. Не нашлось ни записки, ни покрывала. Все платья, находившиеся в комнате, он вывалил на пол и приказал позвать Нину, лучше всех знакомую с гардеробом его дочери.
– Что из платьев пропало? – спросил он, показав пальцем на кучу. Нина нагнулась, долго рылась и наконец выпрямилась, пожимая плечами.
– Ничего. Нет только ночной рубашки из светло-синего льна и пеньюара. Что же касается нижнего белья, то…
– Это меня не интересует, – оборвал граф. – Ты уверена, что ни одно платье не пропало? Ответишь головой!
Нина посмотрела опасливо.
– Кажется, нет. Кажется, всё на месте. Я могу ещё раз посмотреть.
– Посмотри. – Граф заглянул