– Да, – глухо ответил я.

– Александр Иванович, здравствуйте, – голос Эльвиры Тимофеевны был какой-то странный, осипший, будто она долго, дня три как минимум, непрерывно плакала.

– Здравствуйте!

– Простите, что опять к вам обращаюсь. Я не знаю, что мне предпринять, – бывшая теща жалобно всхлипнула, – а полиция, кажется, ничего не собирается делать.

– Полиция? – напрягся я. Неужели аукнулась еще не дошедшая до суда история с наркотиками. – Что у вас случилось?!

– Много чего, – снова всхлипнула Эльвира Тимофеевна. – Я совершенно потерялась и не знаю, что мне делать. Понимаете, Юля, она поругалась с Николаем Алексеевичем и он выгнал ее из дома.

Выгнал из дома?.. Даже так?! Прямо любопытно, что могло произойти, дабы благородный папочка выставил на улицу свою маленькую девочку. «Она еще совсем дитя», – постоянно подчеркивал Николай Алексеевич. Видимо, он узнал, что ведет Юленька себя совсем по-взрослому.

– Юля забыла взять с собой телефон, уже несколько дней мы не можем с ней связаться. Полиция ничего не хочет делать, потому что, когда я была на работе, дочка приходила домой и забрала свои вещи, а еще прихватила деньги, которые прислала нам Таня на всякий непредвиденный случай. Полиция думает, что Юля не выходит на связь из-за ссор… Говорит, подождите, подуется немного, деньги потратит и назад вернется. А я боюсь, Александр Иванович, как бы она опять… – любимая теща сдавленно замолчала, – не связалась с плохой компанией.

«В этой ситуации бояться скорее нужно за плохую компанию»,– иронизировал я про себя.

– Странно, почему Юля не забрала телефон, когда возвращалась за вещами?

– Я его с собой ношу, подумала, вдруг она позвонит на свой номер. Александр Иванович, пожалуйста, помогите!.. Я очень переживаю, не знаю, что мне делать. У вас служба безопасности, связи везде, прошу вас, помогите ее найти.

В женском голосе звенела мука. Даже заколебался… только на секунду… Нет, я лучше помогу тысяче бездомных детей, чем этой мелкой блондинистой потаскухе, у которой большие проблемы с головой и совестью.

– Эльвира Тимофеевна, кажется, прошлый раз, когда мы с вами разговаривали, я подчеркивал, что ничего не хочу больше слышать о вашей младшей дочери. Мы развелись с Юлей, и, если честно, мне абсолютно плевать что с ней будет, пусть хоть загнется в канаве. Она уже взрослая совершеннолетняя личность и способна самостоятельно определять степень опасности своих поступков.

– Пожалуйста, прошу вас… – уже вовсю ревела в трубку бывшая тёща. – Будьте милосердным.

Черт! Не переношу женских слез, я же, блин, конченый рыцарь и неисправимый джентльмен… В общем, идеальный олень, которому все хотят присесть на шею. Только шею основательно натерли прошлый раз, напрочь отбив желание благородствовать. Я на всю жизнь теперь запомнил, что женским слезам нельзя доверять.

– Простите, Эльвира Тимофеевна, но я не обладаю христианским всепрощением. К ней я не могу, а самое главное, не хочу, быть милосердным… Мое милосердие было уже в том, что я не отправил вашу девочку в тюрьму, на большее рассчитывать глупо. До свиданья!..

Последнее услышанное мной перед тем, как я сбросил звонок, был горестный всхлип бывшей тещи.

Блин, почему я чувствую себя скотиной? Но нет, после всего произошедшего, всех оскорблений в мой адрес они не вправе просить у меня помощи. Бедная моя Танюша, она, наверно, места себе не находит… Блин… Вот же идиота кусок! Я должен сейчас торжествовать, наслаждаться эйфорией от свершившейся мести. Откуда же взялось это чувство вины?! Все еще хочется рыцарствовать?!

– Нет уж, пускай семейство Лазаревых самостоятельно разбирается в своих проблемах, – в сердцах произнес я и решительно направился к своей машине.

Маму я застала совершенно потерянной… волосы не чесаные, глаза на мокром месте, дома сантиметровая пыль и разбросанные повсюду вещи. А ведь родительница та еще чистюля.

Она сидела постаревшая, подурневшая на диване в гостиной.

– Мамуль, привет! Наконец-то я дома.

Увидев меня… мама протяжно зарыдала, закрывая подрагивающими пальчиками искаженное мукой лицо.

Даже не раздевшись, бросилась к ней.

– Мам, ну ты чего?! Не надо, не плачь… Что у вас с отцом случилось?! Я никак не могу понять, молчите, как партизаны.

Мои утешения вызвали лишь усиление рыданий.

– Ну мамочка, родная моя, возьми себя в руки… Прошу тебя, не плачь, –родительница ответила протяжными всхлипами, казалось, она задыхалась плачем.

Сбегала на кухню, притащила воды.

– Давай, выпьем водички.

Зубы стукнули о стекло стакана, мама послушалась, сделала несколько глотков. Заплаканные темные глаза с надежной и мольбой посмотрели в мое лицо.

– Танюш, поговори с ним, прошу тебя, доченька… Папа всегда прислушивается к твоему мнению. Таня, скажи ему, любовь – это, прежде всего, годы, прожитые вместе, каждодневная забота и нежность. Как можно все это забыть?! Мы ведь были по-настоящему счастливы с ним.

– Мам, объясни, пожалуйста, из-за чего ушел папа?! Я не понимаю, что между вами произошло. Вы из-за Юльки поссорились?!

Мама отрицательного покачала головой. Плечи самой родной для меня женщины опять задрожали, указная на новый приступ рыданий… Да какого же черта!

– Поговори с ним, Танюша, пожалуйста… Я разучилась жить одна. Даже заснуть не могу без его сопения рядом. Все из рук валится, и делать ничего не хочется.

Родители были прекрасной гармоничной парой. Действительно, должно было произойти нечто совершенно экстраординарное, чтобы они рассорились.

– Мам, ты обмолвилась, что обманула папу…Мам, ты завела любовника?! – высказала я напрямую мучавшие меня после разговора с начальником подозрения.

Невозможно, абсурдно, невероятно, но рыдания мамы стали намного сильнее. А значит, доморощенный психоанализ Владимира Анатольевича попал в точку. Но как?! Почему?! Как может картинка идеальной семьи, в которой жили мои родители, оказаться червивой? Нет… Из глаз невольно побежали слезы. Это катастрофа… необратимый апокалипсис для нашей семьи.

– Мам, что же ты наделала?.. Зачем?! Ведь папка так тебя любил. Я всегда смотрела на вас и радовалась. Вы же с отцом хорошо жили! Это подло, мама, ужасно подло!..

В волнении забегала по комнате.

– Ладно, большинство мужчин считают себя полигамными, но ведь женщина – это хранительница очага. А ты в свой очаг привела постороннего... Мам, кто ты после этого?! Разве женщина, вступая в брак, не клянется любить и уважать своего мужчину, быть ему верной?

– Как могла?! – вдруг закричала мама. – Я тоже человек, Таня, и подвержена эмоциям! Мне захотелось вдруг бури вместо ласкового штиля.