в жены провинциальную и не слишком знатную барышню, ты поступил разумно. Боюсь, что светские девицы из Валье-де-Браво давно забыли, что такое кротость и доброта.

Наш разговор пошел совсем не в том направлении, что я ожидал, и все заготовленные мною заранее фразы оказались не к месту. И теперь, глядя на рассуждавшего о невестах короля, я подозрительно прищурился.

— Ваше величество, вы выглядите слишком спокойным для человека, на жизнь которого покушались всего несколько дней назад.

Он неожиданно рассмеялся и взял в руки колокольчик. Явившийся на зов слуга принес нам напитки и фрукты.

— От тебя ничего не скроешь, мой мальчик! Всё дело в том, что никакого покушения на самом деле не было! Нет-нет, не изливай на меня свое возмущение! На тот момент, когда я отдал приказ о задержании твоей супруги, я сам был уверен в том, что меня пытались отравить. И кого еще, кроме нее, я мог обвинить? За ужином за столом со мной сидели два десятка человек, и никому из них не стало дурно. Но они пробовали все блюда, которые подавались, кроме одного. Да-да, тех самых злополучных огурцов! А они, надо признать, оказались настолько вкусны, что я съел их сверх всякой меры.

— Значит, именно этим и объяснялось ваше недомогание? — я едва сдержал облегченный вздох. — Тем, что вы оказались невоздержанны и съели слишком много непривычного для вас продукта?

Ну, что же, если так, то это значит, что ничего страшного не случилось, и я смогу вернуться в Клермон в самое ближайшее время. Как только я выйду из дворца и доберусь до своего столичного особняка, я отправлю гонца в Лас-Варас, чтобы Лорейн знала, что все обвинения против нее сняты. И всё-таки я посоветую ей не приезжать пока в Клермон. Так будет безопаснее. Я должен разобраться во всём сам, не подвергая ее опасности.

Но его величество вдруг покачал головой:

— Нет, Бернард, всё не совсем так. Отравление всё-таки было. Мои маги и лекари определили, что была использована лиазея верхоцветная — ты когда-нибудь слыхал про такую? Она отнюдь не ядовита, но способна вызвать сильную рвоту и головную боль.

— Но зачем кому-то потребовалось доставлять вам такие неприятности? — это было выше моего разумения.

— Полагаю, меня хотели убедить, что речь идет именно об отравлении, и поскольку было заранее известно, что новое, только-только доставленное во дворец лакомство буду есть только я, отвар лиазеи был добавлен именно в огурцы.

Мое сердце снова забилось чаще обычного. Всё это отнюдь не походило на невинную шалость.

— Кто-то хотел очернить в ваших глазах меня и мою супругу?

— Нет, не тебя, — возразил он, — только твою супругу. Вот только он не учел того, что отвар этой травы имеет очень маленький срок действия — всего несколько часов. А потом он теряет свою силу. И если бы лиазея была добавлена в бочонок еще в Клермоне, то за время пути до столицы она бы стала просто бесполезной.

— Значит, ее добавили уже в Валье-де-Браво! Но зачем кому-то втягивать в это сою жену?

— Подумай сам, мой мальчик! — сказал король и потянулся за спелым персиком. — Иногда люди, которых ты привык считать безобидными, могут оказаться весьма коварными.

— Но как злоумышленник смог проникнуть на вашу кухню и добавить что-то в еду? Я полагал, что это невозможно, и все блюда, которые вам подают, изначально пробует кто-то еще.

— Обычно так оно и происходит, — подтвердил Дамиан. — Но ты же знаешь, как часто люди пренебрегают своими обязанностями. К тому же тот человек, о котором мы говорим, не вызвал ни у кого ни малейших подозрений. Он, а вернее — она, прошла к главному королевскому повару, который долгое время служил в доме ее отца, дабы забрать пирожные, которые тот по ее просьбе испек на именины ее младшей сестры.

— Она??? — ахнул я.

— Именно так, мой мальчик! — хихикнул король. — Ты уже начал понимать, о ком я говорю, правда? Когда ущемляются их интересы, женщины способны на многое. А ревнивые женщины способны почти на всё.

— Вы говорите о мадемуазель Эванс, не так ли? — уточнил я.

Его величество кивнул.

— Когда стало ясно, что лиазею могли добавить в огурцы только здесь, во дворце, дознаватели опросили всех работников кухни. Собственно, изначально подозревали именно их — поваров и поварят. Но когда всплыло имя твоей бывшей невесты, которая вдруг оказалась на кухне как раз в тот день, то приехали с вопросами и в дом маркиза Эванса. А мадемуазель Жасмин оказалась барышней впечатлительной, и когда ей пригрозили арестом, разрыдалась и призналась во всём. Когда мне стало лучше, я побеседовал с ней и сам — она со слезами уверяла меня, что не желала мне дурного. И что прежде, чем решиться на это, она опробовала действие лиазеи на себе самой. Впрочем, это ее ничуть не оправдывает, не так ли? Кажется, она была весьма расстроена тем, что ты так быстро нашел ей замену.

— Простите, ваше величество, что мои действия невольно стали причиной этого, — мне в самом деле было жаль, — но я и представить себе не мог, что Жасмин…

Король взмахом руки прервал меня.

— Тебе вовсе не за что оправдываться, Бернард! Это мне нужно попросить прощения у твоей супруги. Должно быть, всё это здорово ее напугало.

— Что будет с мадемуазель Эванс? — я не испытывал к Жасмин никаких чувств, но всё обязан был задать этот вопрос.

— Формально она заслуживает суда и заточения в тюрьму. Не важно, что ею руководило. Но маркиз Эванс долгие годы служил мне верой и правдой, а процесс над его дочерью стал бы для него слишком сильным ударом. Так что я просто издал указ, предписывающий всему семейству Эванс удалиться в свой маркизат и запрещающий им появляться в столице в течение ближайших десяти лет. Полагаю, что это тоже достаточно суровое наказание.

В этом можно было не сомневаться. Жасмин так любила блистать в светском обществе Валье-де-Браво, что ссылка покажется ей тюрьмой.

— И вот еще что, мой мальчик, — добавил Дамиан, — сейчас я рад, что ваш брак с мадемуазель Эванс не состоялся. Иметь подле себя такую женщину я не пожелал бы и врагу. Так что если в следующий раз ты привезешь в столицу свою супругу, то я, пожалуй, не откажусь с