Обычно в этих пещерах просто кипит жизнь.

Маленькие паучки, что недавно вылупились из яиц, облепляли коконы с расплавившимися трупами, что обратились в питательную смесь. Более крупные пауки лазали повсюду, развешивали паутину участь её контролировать, а также дрались друг с другом за куски гниющего мяса. Те, кто эволюционировал в иные формы, выполняли какие-то приказы старших, копали новые туннели или тащили коконы. Арахносы же учились сражаться, использовать свои силы в отдельных залах и даже старались перенимать какие-то повадки иных рас. Прежде чем им будет позволено выйти наружу и отправиться на охоту за едой, им предстоит многому научиться. Те же, кто давно обучен, уходили и возвращались, таща за собой пойманных животных, трупы разумных или еще живых. В других залах слышались крики и стоны тех несчастных, кто был еще в сознании. Они медленно, с муками растворялись в коконах, или их живьем обгладывали мелкие твари.

Тут всегда кипит жизнь, здесь всегда что-то шумит…

Но только не сейчас…

Точнее вот уже месяц как в этих залах, коридорах и пролетах царила мрачная и давящая тишина. Пауки старались ходить как можно тише, тренировочные поединки старших перенесли в более отдаленные залы, а пленных теперь тащили сразу в определенное место, где они особо пошуметь не успевали.

Любой встреченный тут паук будет выглядеть нервным, напуганным и очень желающим быть отсюда как можно дольше.

И причиной тому было то, что находилось в центре самого большого зала… в покоях Матери…

Посреди опутанного паутиной гигантского зала с валяющимися на полу костями, что заменяли помещению пол и декорации, на горе из свежих и гнилых трупов возлежала огромная паучиха. Её тело было таким большим, что занимало половину свободного пространства тут, и лишь небольшую гуманоидная часть, торчащую из головы монстра еще можно было как-то опознать.

Мать Долорэ… Мать Пауков…

Некогда темная эльфийка, возлюбленная Повелителя Тьмы Берита, она когда-то была невообразимо красива. О её внешности слагали легенды, о её величие ходили слухи и ведь даже сам Повелитель не устоял и взял эту женщины в свои жены. Темным неведома любовь, но им понятна дикая страсть, и между ними когда-то был истинный пожар чувств, который порой находит отголоски и до сих пор.

Но все это осталось в далеком прошлом.

Уставшая, слегка дрожащая всем телом Долорэ лежала на этой куче тел, тяжело дышала и радостно улыбалась.

Цель всей её жизни была достигнута. То чего она так желала все эти сотни лет, наконец-то, исполнено.

Результат своих сотен лет мук и слез, она держала в своих руках. Маленькие ручки тянулись к ней, громкий плачь, раздавался в тишине огромной пещеры и разнесся по всем коридорам.

— Прекрасно, — со слезами на глазах произнесла Долорэ, смотря на свое дитя.

Идеальное дитя. Не то, что какие-то пауки, а именно то, чего она так давно хотела.

Она помнила тот день триста лет назад, помнила боль, помнила отчаяние и разрывающее сердце муку, она все помнила… Как она от агонии в сердце переступила черту, что нельзя нарушать, как стала единой с этой тварью, как пировала на гнили и падали. Сколько боли ей пришлось пережить, сколько принести в жертву и лишиться почти всего, за что её почитали когда-то…

И вот результат её трудов… смотрит на нее своими маленькими черными глазками…

Искреннее счастье, искренняя радость наполнили её сердце приятным теплом.

Все это было не напрасно… все это было не просто так… Все это…

Она прижимала к груди это маленькое покрытое слизью и паутиной тельце, крепко держала его и напевала колыбельную.

Её голос с затихающим плачем ребенка был слышан всем притаившимся паукам вокруг, а те не смели даже дернуться, лишь бы не мешать своей матушке проявлять искренние чувства к своему долгожданному дитя.

Когда ребенок окончательно заснул и успокоился, Долорэ удобнее устроилась, не смея отпускать его, а затем повернулась к смирно стоящему старому пауку, что находился у подножия горы из трупов. Закутанный в тряпки арахнид молча ждал, когда Мать обратиться к нему и это время, наконец-то, пришло.

— Фохот… — позвала она старика. — Слушай меня…

— Да, матушка, — склонился старый арахнид. — Повелевай…

— Мое дитя… скоро проснется,… и он будет голоден… снова… — заговорила она. — Мне нужно больше… как можно больше…

— Да, матушка, мы все исполним.

— Готовь всех… всех до единого… сотри в порошок весь город, уничтожь каждого кто встанет на пути… Принеси мне трупы всех в этом городе. Мое дитя голодно.

— Мы готовы… — произнес старый паук, поднимая голову.

— Тогда вперед. Собирайтесь и уничтожьте всех. Принесите моему дитю еду…

— Да.

Старый паук отступил на несколько шагов, склонившись, а затем поднялся и направился исполнять приказ. Приготовления к войне почти завершились и скоро можно выступать.

Но перед тем как уйти из зала он остановился..

Фохот обернулся и посмотрел на маленькое существо на руках у Матери…

И снова он испытал то, что чувствовал при его появлении…

Дикий и неистовый ужас…

Даже он, древний и видавший многое арахнид не мог сдержать свою дрожь перед тем, что она родила… его лапы тряслись от одной мысли, рядом с чем он находится и что оно может принести.

Он исполнит приказ, он принесет Матери столько еды, сколько она пожелает, ведь Фохот прекрасно знает одно…

Если не накормить ЭТО… то оно просто сожрет их всех…

Пожиратель… снова родился в этом мире…

— Мама рядом… мама слышит…

Сразу три руки устремляются в мою сторону, и огромные кулаки обрушиваются на выставленный костяной щит.

Агрессивная защита! Нерушимость!

Поглощаю тройную атаку и тут же отвечаю своей.

Иллюзорный финт!

Быстрый тройной выпад, усиленный поглощенной энергией, рассекает тяжелые кулаки и проливает брызги густой крови. Такие раны гомункулу не страшны, но, как и все живые существа, он чувствует боль, из-за которой удлиненные конечности возвращаются к нему и тот дергается от страданий.