Дрейк, облокачиваясь на перила моста, спросил:

— Ты не читаешь газеты?

Вик призналась:

— Читаю. Только городские — политика и другие страны меня не интересуют. Отец приучил, что лишние знания только забивают память, не давая запоминать нужное для расследования.

— Но ты же не вычислитель, — удивился Дрейк, протягивая Вик шоколадную конфету из кулька. — Это у вычислительных машин память конечна.

— Хорошо, я подумаю, но сейчас ответь на вопрос: почему в небе вместо полицейских дирижаблей — военный? Да еще тяжелый. Что это?

— Это… Это призрак будущей катастрофы. Ты читала об изобретении процесса электролиза потенцозема в Вернии?

— Да, как ни странно.

— Парламент Вернии надеялся, что, обнародуя этот факт, удастся избежать катастрофы… Но, как видишь, это только придвинуло её. Бронеходы выше по Ривеноук готовы форсировать реку, Королевский флот уже покинул базу…

Вик вздохнула и тихо сказала — это не её война, это не её ума дело, её касается сейчас чума, Аквилита и Эван:

— Ты тоже из тех, кто считает Тальму злом?

— Причем тут это, Вики? Империи рождались, империи умирали — это естественный процесс. Просто некоторые это отказываются понимать. Некоторые до сих пор пытаются вернуть утерянное… Когда-то тысячу лет назад была Великая Ондурская империя… Ондурцы, кстати, тоже вышли к границам Вернии — не хотят упустить свой кусок пирога. Потом была Вернийская империя — тогда даже зарождающийся Олфинбург был под пятой Вернии. Сперва Северное княжество вырвалось из-под контроля Вернийского императора, потом другие княжества и герцогства, став Тальмой. Так что, думаешь, стоит Вернии вернуть свои земли? Дойти опять до Олфинбурга и Северного океана?

— Ондур и Мона пытались это сделать четверть века назад, — напомнила Вик.

— Потому что они, как и король Тальмы, не готовы признавать — их империи умерли. Им пора жить в реальном мире, где страны свободны и умеют договариваться друг с другом.

— Это утопия, Дрейк.

— Грешен, — согласился тот, кивая. — Грешен — лезу в помыслы божии, надеясь на благоразумие людей. Только… Помыслы богов помыслами, но человеческую волю, направляющие дирижабли, корабли, войска, никто не отменял.

— Дрейк…

Он вместо слов достал леденец и тут же раскусил его зубами. Вот теперь точно злится.

Вик неуклюже сменила тему:

— Ты случайно не знаешь, где была шахта кера Клемента?

— Знаю… — Дрейк махнул рукой в сторону Ривеноук. — Вооон тот дальний холм, почти за границей города, у самой реки. Дальше уже леса Сокрушителя… В шахте кера Клемента добывали бокситы, только шахта была весьма опасной — рядом река, бывали прорывы и затопления. Ему пришлось много денег вкладывать на разработку гидрозащиты…

Вики прищурилась, вспоминая рисунок и накладывая его мысленно на пейзаж. Не сходилось. На рисунке было много непонятных загогулин и ответвлений, тут же им некуда было идти — они упирались бы в реку. Хотя есть вариант, что она смотрела рисунок на кальке, перепутав верх и низ — так тоже может быть.

— Кер Клемент был очень богат?

— Говорят, да. Он даже после закрытия шахты из-за чумы богател и богател, закончив жизнь лером — купил себе и детям титулы. Правда, потом что-то случилось — род разорился в один момент… А что?

Ради самородного потенцита можно рискнуть и прокладывать штольни под Ривеноук вслед за жилой? Вкладывать деньги в гидрозащиту… Если она была магическая и сделанная на совесть, то штольни могли до сих пор уцелеть. Хотя бы одна, помеченная крестом. В том же Олфинбурге куча тоннелей под Раккери — от пешеходного до паромобильного. Ривеноук ничуть не шире Раккери.

— Да… Так… Кажется, дирижабли летают тут зря…

Эван, во что же тебя втянули… Вик плотно зажмурилась, чтобы не дать слезам прорваться — король не может ошибаться. Он же проводник воли богов на земле. Только вспомнился насмешливый голос Тома… Король сам взял власть над храмом в свои руки, потому что ему отказали в очередном браке.

Когда она открыла глаза, чтобы проморгаться, перед лицом была шоколадная конфета в руке Дрейка.

Она её взяла без слов и тут же сунула в рот. Кажется, отец был неправ, когда утверждал, что лишние знания — зло.

До ресторанчика, расположенного прямо у береговой линии, дошли молча. Вик с трудом сдерживала слезы, Дрейк о чем-то сосредоточенно думал.

Усадив Вик за небольшим, круглым деревянным столом на открытой террасе, Дрейк ушел за едой… Вдоль террасы, но уже на песке, не под крышей, для согрева посетителей, горел огонь в железных бочках. Он гудел, басовито пел, трещал и изредка разбрасывал искры. Тепла от него было немного, зато света и колорита более чем.

Вик сняла с себя перчатки и поправила свечу на столе, горевшую в высоком бокале, чтобы её не задувал ветер, ставя её в центр стола. Стекло, толстое, дымчатое, приятно грело озябшие пальцы.

Шумело, накатывая на берег, море. Пахло водорослями и дымком от печи, влагой и жареной до золотистой корочки рыбой — почему-то именно такая сразу приходила на ум голодной Вик. И тихо, успокаивая, падал снег…

Дрейк вернулся с огромной, почти на весь стол тарелкой. Вик приподняла в удивлении брови и вернула свечу обратно на край, где она и стояла до этого.

Дрейк поставил тарелку на стол и сел напротив Вик.

— Рыба ночного улова — при мне чистили…

Вик оглядела богатство: несколько мелких соусников по центру тарелки, жареная рыба — тут был и окунь, камбала, и что-то совсем неузнаваемое, копченый угорь, приготовленные на углях шляпки каких-то грибов, уже разломанные картофелины, показывающие свое белоснежное, рассыпчатое нутро, щедро посыпанное перцем и крупной солью, кусочки хлеба с хрустящей корочкой, пропахшей дымом. И ни одного столового прибора. Ни вилок, ни ножей, ничего.

— Дрейк, вкусно, конечно, но как это есть?

Тот скупо улыбнулся:

— Городская воспитанная лера…

— Нерисса, попрошу… Можно подумать, ты не нер.

— Я из портовых трущоб Арселя. Даже не кер. Портовая крыса. Я никогда не знал своих родителей, меня в возрасте шести лет пригрел храм и адера Вифания. А это… — он указал рукой на тарелку, — едят руками.

— Руками?

— Да, руками.