– Как получилось, что ты никогда не рассказывал об этом прежде?

– Не потому, что я скрывал, Дрема. Просто в этом мире мало что делается по доброй воле. И если бы я признался, что мне кое-что известно об этом месте, следующее, что мне стало бы известно, это то, что старый добрый Лебедь должен вернуться туда в качестве проводника банды непрошеных гостей. Которые, можно не сомневаться, расшевелят все это дерьмо и разозлят духов, обитающих там. Ну что, я не прав? Прав или нет?

– Ты не так туп, как хочешь казаться. Я думала, ты не видел никаких духов.

– Не в том смысле, в каком, по утверждению Мургена, он их видел, но это не означает, что я не чувствую, когда они крадутся поблизости. Подожди, ты тоже поймешь это. Попробуй-ка уснуть ночью, когда знаешь, что голодные Тени шатаются всего в нескольких футах от тебя. Это все равно что находиться в зоопарке, где все хищники мира отделены от тебя только решеткой. Решеткой, которую ты не можешь ни видеть, ни даже почувствовать, и, следовательно, не имеешь возможности убедиться, насколько она надежна. Ладно, хватит, от всей этой болтовни у меня только нервы разыгрываются, Дрема.

– Может, мы туда и не доберемся, Лебедь – если Ключ окажется фальшивым или не сработает еще по какой-то причине. Тогда нам не останется ничего, кроме как и впрямь наладить твой пивоваренный заводик и притвориться, будто мы никогда не слышали о существовании Протектора, Радиши и Черного Отряда.

– Успокойся, душа моя. Тебе чертовски хорошо известно, что Ключ – подлинный. Лозан Лебедь влип, спасибо твоему богу, моим богам и черт знает чьим еще богам. И что бы ни случилось, уж они постараются, чтобы это был наихудший вариант изо всех возможных и чтобы я принимал в нем участие. Мне следовало бы сбежать от тебя сейчас. Мне следовало бы сдать тебя ближайшему княжескому патрулю. Да вот только в результате Душелов узнает, что я еще жив. И дело примет дурной оборот, когда она спросит, почему я не сдал тебя тремя, четырьмя месяцами раньше.

– Не говоря уж о том, что ты с большой степенью вероятности станешь покойником задолго до того, как доберешься до чиновника, который возьмет на себя труд выслушать тебя.

– И это тоже.

Вернулся Дой с оружием. Мы разобрали его и пошли дальше. Лебедь продолжал красноречиво высказываться на тему о том, что он не иначе как первенец богини по имени Невезуха.

Может, считал, что, драматизируя свои беды, он таким образом заклинает их?

Пройдя по дороге примерно полмили, мы наткнулись на небольшой сельский рынок. Несколько стариков и юнцов, которые в силу своего возраста не могли много вкалывать на ферме, болтались тут в ожидании, что им удастся заработать на путешественниках, потрясенных трудностями и нищетой жизни в горах. Самым ходким товаром у них была свежая еда, но едва ли не с большим удовольствием они «торговали» всевозможными слухами, предварительно вытянув из покупателя то, что ему было известно. Происходящее по ту сторону Данда-Преш в особенности сильно интересовало их.

Я спросила девчушку, которая выглядела так, точно была младшей сестрой таможенного офицера, с которым мы недавно расстались:

– Ты не запомнила никого из людей, которые проходили тут недавно? Среди них должен был спуститься мой отец, чтобы подыскать место, где устроиться. – Я в деталях описала ей, как выглядит Нарайян Сингх.

Девочка производила легкомысленное впечатление – то, что называется «без царя в голове». Она, по-моему, затруднилась бы даже вспомнить, что ела сегодня на завтрак. И, уж тем более, не помнила Нарайяна, но отправилась за кем-то, кто мог бы вспомнить.

– Ах, где она была, когда я был достаточно молод, чтобы жениться? – проворчал Лебедь. – Вот подрастет и станет очень хорошенькой. А поскольку с мозгами у нее туго, никаких сложностей можно не опасаться.

– Купи ее. Води с собой. Воспитай, как тебе хочется.

– Увы, я уже не настолько хорош, как раньше.

А кто из нас сейчас так же хорош, как раньше, подумала я. Даже о Сари этого не скажешь.

Я ждала. Лебедь продолжал что-то бубнить. Дой и Гота слонялись вокруг, дядюшка обменивался сплетнями с местными, матушка приглядывалась к тому, что было выставлено на продажу. В итоге она купила костлявого цыпленка. Одна позитивная черта у нашей команды, без сомнения, имелась – никаких сложностей с едой, поскольку среди нас не было ни гунни, ни шадар. Только вот Гота упорно продолжала заниматься готовкой… Может, мне стоит убить цыпленка, пока она будет спать, и зажарить его, прежде чем она проснется?

Вернулась девочка и привела с собой очень древнего старика. От него тоже не было никакого толка. Чувствовалось, что ему очень хотелось угодить мне, но… Но поручиться за то, что Нарайян перед нами не прошел через перевал, он не мог.

Одна надежда – на Мургена и его возможности.

Я еще не успела закончить разговор, удивляясь тому, что, по-видимому, неплохо владею языком, а Гота и Дой уже начали спуск по дороге. Гота решила ехать верхом – чтобы осел не слишком разбаловался.

– Кто это? – спросила девочка.

– Осел, – ответила я, еще раз подивившись тому, что у меня нет практически никаких трудностей с языком.

Что они тут, ослов никогда не видели?

– Осла я знаю. Я спрашиваю про птицу.

– А! Понятно.

Белая ворона сидела на узле, который вез осел. Подмигнула. Засмеялась. И сказала:

– Сестра, сестра…

А потом взмыла в воздух и полетела вниз, в предгорья.

– Мне только что пришло в голову, что у этого путешествия есть своя хорошая сторона, – заявил Лебедь. – По эту сторону перевала внизу нет дождя.

– А я подумала – может, стоит мне забрать с собой эту девочку? Ты ведь лодырь, пусть она потрудится.

– Да, у нас тут с тобой как-то мало семейных радостей получается, жена… Дрема? У тебя вообще-то было когда-нибудь настоящее имя?

– Анайнайдир, Последняя Принцесса Джайкура. Однако сейчас, когда моя злая мачеха обнаружила, что я жива, она призвала принцев-ракшасов и заключила с ними сделку, чтобы они убили меня. Ха! Это шутка. Я – Дрема. И мы знакомы с тобой практически с тех пор, как я стала Дремой, с небольшими перерывами. Пусть так и будет.

Как только мы спустились с гор, до Кьяулуна было уже рукой подать. Все тут было изрядно разрушено во время войны с Хозяевами Теней, а потом Кьяулунской войны между Радишей и теми, кто остался верен Черному Отряду. Жаль, что даже развалины были убраны еше до того, как Душелов решила, что победила, и пора отправляться на север, чтобы провозгласить себя Протектором Всея Таглиоса. Радиша, безусловно, понимала, как дурно все это пахло, в особенности то, что она предала Отряд. Но все, что дурно пахло, сейчас жило лишь в памяти уцелевших. Когда-то многолюдная долина теперь могла похвастаться лишь одним сравнительно крупным городом и расположенными в шахматном порядке фермами, населенными местными, бывшими пленниками войн и дезертирами всех типов. Мир, разрушенный, практически, до основания, сейчас с энтузиазмом осваивался вновь на основе самонадеянного предположения, что больше такое не повторится.