Если являлся на свидание вовремя, а меня уже ждали, начинал извиняться, что не пришел на пять минут раньше. Чего извиняться, если явился в срок? Но нет, я все равно чувствовал себя виноватым. Постоянно виноватым.

Я был странно устроен: радовался, когда меня обвешивали — меньше придется тащить, ноша не те оттянет руки! Но сейчас я остро ощущал неполноту и обманную легкость своей жизни.

Вывод. Во всем надо находить радость и плюсы!

ГЛЯНЕЦ

Меня точили тоска и виноватость. Такая порой охватывала хандра… Что впору было завыть. Особенно где-нибудь на вокзале или в аэропорту… Возле киоска с глянцевыми журналами. Обложки их блестели, переливались всеми цветами радуги… Праздник… Карнавал, да и только. Улыбающиеся лица смотрели с рекламных страниц, уверенно улыбаясь и как бы призывая красиво жить, легко жить… Подстрекая к этому. Подталкивая пуститься в пляс и забыть о трудностях и проблемах… Но не покидало ощущение, что праздник это не мой. Тексты были не понятны, рябило в глазах от иностранных букв, фотографии же — с затверженными улыбками — явно принадлежали чужому обиходу. Кем эти рекламно-дежурные улыбальщики были? Актерами? Врачами? Победителями конкурсов и викторин? Лотерейными счастливчиками? Равнодушный мир (несмотря на его глянцевость) обступал и окружал меня со всех сторон… До чего трудно было не остаться в нем одному! Как этого было достигнуть? Предлагать, навязывать налево-направо свои услуги — в надежде на ответное тепло? Такое не всегда получается. Ты можешь не понадобиться. Несчастная бездомная дворняга предлагает себя равнодушному прохожему, грезя обрести в нем хозяина, а получает удар… Только собственный дом, собственная семья могут согреть и обласкать…

ЖАЛЕЙТЕ СЕБЯ!

И я нудел и нудел о возможности приезда Вероники на Капри. Или своем краткосрочном визите в Москву. Я задолбал своего друга просьбами. Он лишь хмыкал и говорил:

— Зачем тебе?

Впоследствии я частенько вспоминал эти его слова.

ЗАБОТЬТЕСЬ О СЕБЕ — ТАК БУДЕТ ПРАВИЛЬНО!

Если каждый будет заботиться прежде всего о себе — то каждый и будет счастлив. А другому своего счастья не навяжешь.

Мы — на государственном уровне — пытались: в Афганистане, Польше, Чехословакии, Венгрии и на Кубе. Что из этого вышло?

ВО ВСЕХ СИТУАЦИЯХ ЖАЛЕЙТЕ И ЛЮБИТЕ ПРЕЖДЕ ВСЕГО СЕБЯ (ТЕМ БОЛЕЕ, ВЫ ЭТОГО ЗАСЛУЖИВАЕТЕ, ПОВЕРЬТЕ), А УЖ ПОТОМ ДРУГОГО, БЛИЖНЕГО.

ПОЧЕМУ НАДО БЫТЬ ЭГОИСТОМ?

Почему надо заботиться и думать в первую очередь о себе?

Почему надо быть о себе высокого мнения?

Понять это элементарно просто. Если будете кого-то любить больше, чем себя, станете заботиться о ком-то больше, чем о себе, то — если этот кто-то не оправдает ваших надежд, отнесется к вам грубо, неблагородно, подло — вы расстроитесь. Огорчитесь. Вам это нужно? Единственный, кто оценит по достоинству хорошее отношение к себе самому — это вы сами. И вы-то уж себя не подведете. А если и допустите ошибку, то сами себе ее и простите. Другого за подобную оплошность возненавидите. А себя — нет! ТОЛЬКО СЕБЯ МОЖНО И НУЖНО ЛЮБИТЬ И ЖАЛЕТЬ, чтоб не испытать разочарования!

Если вас окружит толпа очень умных и очень опытных людей и начнет давать советы: что делать, как поступать — и вы последуете их указаниям и ошибетесь, приятно вам будет? К тому же все они выскажут разные, зачастую взаимоисключающие мнения. Кому верить? Нельзя исключить и корыстной заинтересованности с их стороне в вашей ошибке. Поэтому: пошлите их всех подальше! ТОЛЬКО СЕБЯ СЛУШАЙТЕ! Только себе верьте. Вы — самый умный!

РУБИТЬ И РЕЗАТЬ!

Маркофьев мне говорил:

— Зачем тебе они, люди из прежней жизни? Забудь их! Ты стал другим. А они все те же. Ведут те же разговоры, решают те же проблемы. От которых ты давно удалился. Даже пространственно. Они, эти люди, тормозят тебя, тянут назад. Иное дело люди, которые идут с тобой рука об руку сейчас… Моржуев и Овцехуев, детектив Марина и я… У нас у всех общие интересы, мы постоянно вместе. Мы — не камень у тебя на шее, в отличие от тех прежних.

Он продолжал:

— УЖ ЕСЛИ РАСХОДОВАТЬ ЭНЕРГИЮ, ТО НЕ НА ЖАЛКИХ И НИЧТОЖНЫХ ПИГМЕЕВ, А НА КРУПНУЮ ДИЧЬ!

И заключал:

— Рубить и рубить решительно! Что означают твои контакты с людьми из прежней жизни? Что ты остаешься таким же, как был. Иногда приходится резать по живому, чтобы та, прежняя жизнь от тебя отстала… Режь!

НАПОР

И еще он говорил:

— Вероника ведь моложе тебя? Существенно моложе? Как ты выдерживаешь ее напор в постели?

Я задумался. Вспоминая, как давно происходил у нас этот самый напор. Маркофьев истолковал мое молчание по-своему.

— Ну так и отдыхай, — сказал он.

ЖАЛОВАНЬЕ

Было решено, что мое накопившееся за несколько месяцев жалованье доставит Веронике Моржуев. (Раз уж он все равно летел в Москву). Он обещал, вручив конверт лично ей в руки, тут же мне перезвонить.

Однако, прошло несколько дней, а сведений от него не поступало. И Вероника тоже к телефону не подходила. Я разволновался. Стал отчаянно просить, чтоб Маркофьев все же позволил мне самолично отправиться на родину.

Маркофьев вздохнул и сдался.

— Поезжай. Так уж и быть, — сказал он. — И помни мою доброту. Заодно кое-что разведаешь… Как там вообще… И куда, в частности, запропастился этот обормот… Знаешь, где Белый дом?

— В Америке. В Вашингтоне, — похолодел я, испугавшись, что он передумал отпускать меня к Веронике.

Маркофьев мягко улыбнулся.

— Наш правительственный Белый дом. В Москве. На набережной, которую еще не переименовали в Вашингтонскую, хотя к тому идет… Если не разыщешь Моржуева, подойдешь к проходной Белого дома, наберешь этот номер, — он протянул мне бумажку, — спросишь Мишиного помощника. У него там кабинет. Ты его знаешь… Ты еще неудачно пытался похитить у него "Ауди".А потом — неудачно приобрести квартиру… Экий ты во всем неудачливый… Он, если помнишь, уже тогда был помощником депутата… Им и остается. Только теперь он — Мишин помощник… Секретарем у него та самая женщина без яиц… У нее ты слямзил кошелку с яйцами… Кто-то из них вынесет и передаст тебе коробку…

Я уточнил:

— Коробку?

— Или две… Назовешь мою фамилию… В качестве пароля. Не забыл, кто я?

ПРИВЫЧНЫЙ ТАЗ

Вечером я сел в самолет. Ночью был в Москве. Дома, где появился нежданно и без предупреждения (к телефону так никто и не подходил), я застал знакомую картину: на диване лежал Моржуев, рядом с ним стоял таз. В углу заламывала руки Вероника.

— Пил портвейн и не закусывал? — догадался я.

— Водку, — глухо ответила она.

ЗАГРАНВИЗА

Естественно, они должны были прогулять мое жалование, а как же иначе! Я ведь развлекался с Маркофьевым напропалую. Вероника предъявила мне улики: фотографии наших путешествий и копии счетов и квитанций об оплате гостиниц и ресторанных застолий. Я гулял, а она не должна была себе этого позволить? С какой стати, если между мужчинами и женщинами давно установлено равноправие?! Так объяснил мне чуть позже заплетающимся языком пробудившийся и просивший меня сбегать за пивом Моржуев. На его плечи была наброшена моя клетчатая рубашка.