– Не буду, – ответила она. – Но, возможно, не смогу крепко заснуть.

* * *

Через двадцать минут после того, как он скрылся в доме Кори, Майло появился из двери, размахивая прозрачным полиэтиленовым пакетом для вещественных доказательств, и жестом позвал меня. В пакете оказалась одна-единственная банкнота США со сморщенными краями.

Законное платежное средство. Рассмотреть номинал оказалось трудно, потому что пакет изнутри запотел.

– Можешь потрогать, – сказал Майло.

Холодная.

– Холодильник?

– Застряла за овощным ящиком, – объяснил Майло. – Мне повезло, что увидел торчащий уголок.

– Бродяга, оставшийся незамеченным, – сказал я. – Остаток большой заначки, которую Кори там хранил.

– Больше ничего нет. Уильямс урвал большой куш. – Лейтенант выдохнул. – Идиот Кори не мог воспользоваться банком или брокерским счетом, потому что избегал уплаты налогов бог знает за сколько лет. Поэтому свою «зелень» заморозил. В буквальном смысле. Должно быть, занимала много места, потому что из продуктов в холодильнике почти ничего не оказалось.

– Не любитель поесть.

– Да уж. Я знаю.

– Какие соображения по факту убийства? Похоже на внезапный удар сзади.

– Сзади и сверху; степень разрушений кости говорит о мощном замахе, как при ударе в дальнюю зону[60]. Положение тела Кори указывает на то, что он расслабился и понятия не имел о том, что его ждет.

– Доверяй ближнему, – сказал я. – Он платит Уильямсу за убийство Урсулы и загребает деньги за аренду жилья.

– Идиот вдвойне. Позволяет парню, которого знает как убийцу, жить за соседней дверью и даже приближаться к себе со спины с дубинкой. Энтелл сказала, он был в куртке; жезл легко спрятать.

– Интересный выбор оружия, – заметил я.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он использовал полицейское снаряжение.

Майло, стиснув зубы, откинул волосы со лба.

– Кори оказался достаточно сообразительным для того, чтобы сделать состояние, так какого черта на него нашло?

Взгляд его переместился на Фрэнка Гонзалеса, разговаривавшего по телефону в нескольких ярдах от нас.

– Черт с ним, с ордером на обе квартиры; я сейчас просто зайду в соседнюю дверь, потому что Уильямса в последний раз видели с женщиной, но никто не заметил, чтобы она с ним уехала, и если это не основание для проникновения, то я не знаю, какие вам нужны основания.

Заметив взгляд Майло, Гонзалес нахмурился и поднял вверх палец. Стёрджис достал сигару, закурил и принялся нервно расхаживать, пока через четырнадцать минут Гонзалес не сообщил, что всё в порядке и ордер доставили ему в офис.

Мы направились за ним к квартире, где, возможно, проживал Джон Дженсен Уильямс с молодой темноволосой полногрудой женщиной. Майло пригнул голову, словно готовясь к бою, но старался не забегать вперед Фрэнка.

Гонзалес символически стукнул в дверь.

– Откройте, полиция!

Ответа не последовало, и он велел подчиненным нести таран.

* * *

Проникновение в жилище не заняло много времени. Внутри не оказалось никого – ни мертвых, ни живых; вся мебель состояла из раскладного карточного столика, двух стульев такого же типа и двух матрацев.

После недавней уборки пахло бытовой химией.

В шкафу не висело одежды. Признаков обитаемости жилища мы не заметили, пока Майло не надел перчатки и не обследовал кухню.

Холодильник был до отказа забит продуктами.

Стейки японской мраморной говядины, утки и телячьи железы в пластиковых упаковках. Точно так же упакованный гусь, две разделанные перепелки и три пакета с молотой олениной. Все этикетки из топ-маркета в Брентвуде, где задирают цены, прикрываясь эко-религией.

Вот уж точно экологичные продукты… Гусь явно был не первой свежести и выглядел забытым, все это мясо уже тронуло тление. Нижние ящики для овощей и фруктов источали отвратительный запах. Нетронутыми остались бутылка сухого шампанского «Лоран-Перье» и упаковка из шести бутылок «изысканной органической» воды, «добытой» на никому не известном острове в Южной Атлантике.

– Похоже, кто-то собирался наесть себе порядочную морду, – заметил Гонзалес.

– Скорее всего, нет, – откликнулся я.

– Почему?

– Он знал, когда уедет. Все это реклама.

– Реклама чего?

– Самого себя. Как человека с возвышенным вкусом.

* * *

Оставалась одна большая загадка: как могла бесследно исчезнуть женщина, с которой Уильямса видел патрульный полицейский Буэнависта? Но третий звонок новобранцу, на этот раз от Гонзалеса, позволил получить самый прозаический ответ, после которого он принялся стучать кулаком по ладони и качать головой.

– Обманули, как зеленого юнца, – бормотал он. – Вот тебе и сержант… Она уехала на другой машине. Точнее, на фургоне.

– На «Форде» Уильямса, – сказал Майло.

– Обменялись машинами, так? Или «Королла» была угнана и Уильямс отдал свою тачку женщине, а потом они встретились и бросили ее в кювете…

– Звучит как план, Фрэнк.

– Проклятие… по крайней мере, эта цыпочка осталась жива.

– Не пиши ей страховку.

– Это уж точно, – сказал Гонзалес. – Он застал Кори врасплох – вероятно, запланировал для нее какую-то роль. Ты говоришь, она служила?

– Да.

– Думаешь, у нее хватило ума…

– Он умеет обращаться с женщинами, путь к сердцу лежит через желудок и все такое.

– Он готовит для них?

– Накрывает красивый стол, – ответил Майло. – А потом все это превращается в мусор.

– Умно, – сказал Гонзалес. – Я имею в виду эту часть с едой. До встречи с женой у меня была одна сумасшедшая подруга, и я готовил для нее изящные тостадас, больше ничего и не требовалось.

Губы его под усами растянулись в улыбке.

– Только не моей жене, конечно. Ее не проведешь, у нее вкусовые рецепторы.

* * *

Экспертиза завершена, тело увезли, снова наступила тишина. Ни один сосед не вышел посмотреть, никто даже свет не зажег.

За несколько минут до полуночи Майло зевнул и сказал:

– Давай убираться отсюда к черту.

* * *

Я гнал машину к Лос-Анджелесу. На первой из пятидесяти миль у Майло закрылись глаза; ко второй он уже храпел.

Трудно сказать, что это было – поразительная способность расслабляться даже перед лицом опасности и разочарований или способ бегства от действительности. Во всяком случае, он обеспечил мне звуковое сопровождение из оглушительного храпа и сопения, прерываемого резкими захлебывающимися вздохами и детскими повизгиваниями.