и нередко сами сдавали крепости русским; в некоторых местах крестьяне поднимали мятеж против своих немецких господ, которые не умели защитить их от неприятеля. Воеводы из Дерпта двинулись с пушками на замок Феллин, считавшийся весьма сильной крепостью в Ливонии; там пребывал старый магистр Фирстенберг. Ландмаршал Филипп Бель думал остановить это движение и около Эрмеса неосторожно вступил в битву с превосходящими русскими силами; он был разбит и взят в плен. Это был опытный, храбрый рыцарь; в плену он держал себя с таким достоинством и вел такие умные речи, что бояре оказывали ему большое уважение; бедствия, постигшие орден, он прямо объяснял отступлением от старой веры и распущенностью нравов. Отправив его в Москву, бояре просили царя быть к нему милостивым. Но когда он в глаза царю стал сурово выговаривать за несправедливую и кровопийственную войну, разгневанный Иоанн велел отрубить ему голову. После победы под Эрмесом воеводы осадили замок Феллин; более трех недель они громили его из пушек, но толстые стены, глубокие рвы и обилие всяких запасов не подавали надежды на овладение замком. Вдруг немецкие наемники заволновались и вступили в переговоры с русскими воеводами. Тщетно престарелый магистр умолял их продолжать оборону и раздал им все свои сокровища; наемники предварительно разграбили их и, выговорив себе свободное отступление со всем имуществом, впустили русских. Но те, видя, что удаляющиеся немцы обременены всякого рода ценными вещами, напали на них и отняли добычу. Многие из этих наемников потом попали в руки Кетлера, который велел их перевешать. Привезенный в Москву Фирстенберг был милостиво принят царем и получил себе в кормление ярославский городок Любим, где спокойно доживал свой век. Хотя после взятия Феллина русские потерпели неудачу под Вейсенштейном или Белым Камнем (главным городом провинции Эрвии), который они тщетно осаждали в течение нескольких недель, однако поход 1560 года привел Ливонию в такое расстроенное состояние, что она уже не могла продолжать борьбу собственными средствами. Вслед за тем совершилось ее распадение и прекратилось самое существование Ливонского ордена.

Первым из ливонских владетелей покинул страну епископ Эзельский Менигхаузен. Он продал датскому королю Фридриху II за 30 000 талеров свое епископство, то есть Эзель с соседней частью Эстонии, и свой Пильтенский округ в Курляндии, хотя не имел никакого права уступать эти земли без согласия ордена и своего капитула. Он удалился в родную Вестфалию, там перешел в протестантство и вступил в брак; а король Фридрих передал эти земли своему младшему брату Магнусу взамен его прав на герцогство Голштинское. Весною 1560 года Магнус высадился с датскими отрядами на острове Эзель, в городе Аренсбурге. Тогда и ревельский епископ Врангель, после введения в Ревеле Реформации находившийся в стесненном положении, последовал совету Менигхаузена, то есть продал Магнусу свои владетельные права и удалился в ту же родную Вестфалию. Но город Ревель и большинство эстонского рыцарства тянули более к соседней Швеции, чем к Дании: со шведами их связывали общая теперь религия, сходство нравов и торговые сношения; от Швеции они, скорее всего, могли ожидать помощи против московского завоевания. Поэтому они не склонились на убеждения Магнуса, а вскоре по смерти Густава Вазы вступили в переговоры с его преемником Эрихом XIV. Эти переговоры окончились тем, что Ревель, а вместе с ним провинции Гаррия и Эрвия отложились от ордена и поддались шведскому королю, в июне 1561 года. Тщетно Готгард Кетлер противодействовал сему подданству и старался удержать единство Ливонии, чтобы в целости передать ее под владычество польско-литовского короля, с которым он уже вел деятельные переговоры. Видя распадение орденских земель, этот ловкий человек более всего позаботился о собственных интересах. В то время как северная часть Ливонии тянулась к шведам, южная и большая половина ее обнаруживала влечение примкнуть к Великому княжеству Литовскому, с которым связывали ее близкое соседство и выгодная торговля.

К польскому королю тянул и его родственник архиепископ Рижский Вильгельм Бранденбургский. Поэтому рыцарству и архиепископу не стоило большого труда склонить ливонские чины отдаться под верховное владычество Сигизмунда Августа. Вместе с тем орденские власти признали дальнейшее существование ордена невозможным и решили сложить с себя духовное звание. Последний ливонский магистр пошел по стопам последнего прусского гроссмейстера: с согласия польского короля он обратил самую южную часть Ливонии в наследственное герцогство, поставив себя в вассальную зависимость от польской короны. Осенью 1561 года Готгард Кетлер принял титул герцога Курляндии и Семигалии, а Ливония соединена с Великим княжеством Литовским. Тот же Кетлер пока остался королевским наместником в Ливонии. Герцог Магнус отказался в пользу Кетлера от Пильтенского округа, получив взамен эстонские замки Гапсаль и Леаль. Только город Рига не соглашался на новое подданство и пытался еще сохранить за собой значение вольного имперского города; но в следующем, 1562 году рижане уступили настояниям Кетлера и поддались Сигизмунду Августу, причем выговорили себе условия самоуправления.

Таким образом, Ливонская земля распалась на пять владений: 1) север отошел к Швеции; 2) остров Эзель с прилегающим побережьем (провинция Вик) составил особое княжество герцога Магнуса; 3) средняя часть, или собственно Ливония, присоединилась к государству Польско-Литовскому; 4) Курляндия и Семигалия обратились в вассальное герцогство; 5) северо-восточная часть, или Юрьевская и Ругодивская области, осталась у московского государя[40].

Раздел Ливонии между соседними государствами ясно показал, в какой степени были правы советники Иоанна, не одобрявшие его слишком широких завоевательных замыслов с этой стороны. Ливонский орден оказался несостоятельным в борьбе с могущественным Московским государством; но было великой ошибкой считать его землю легкой добычей и стремиться к ее полному скорому захвату: вместо одного слабого ордена приходилось иметь дело с несколькими сильными претендентами на его наследство. Едва ли умные советники Иоанна не предвидели двух главных затруднений, долженствовавших воспрепятствовать быстрому и легкому завоеванию Ливонии. Во-первых, множество крепких городов и замков. Ливонию отнюдь нельзя было сравнивать с Казанским царством, где по взятии столицы оставалось только усмирять полудикие туземные народы и взимать с них ясак. Здесь каждый город, каждый замок, имевший сколько-нибудь мужественного коменданта, приходилось добывать трудной и долгой осадой; а в осадном деле, где требовалась борьба с артиллерией, именно московская рать была наименее искусна. Поэтому после трехлетней войны, после страшных опустошений неприятельской земли, москвитяне могли похвалиться приобретением не более одной четвертой ее части. Во-вторых, это (сравнительно с потраченными усилиями) небольшое приобретение, в соединении с дальнейшими притязаниями, приводило нас к одновременному столкновению со Швецией, Данией и Польско-Литовским государством. На первых порах Москве удалось отклонить новую войну со шведами, которые обратились