— Ну что же, был рад с вами, наконец, познакомиться, барон, — сказал кронпринц. — Должен заметить, что все лестные отзывы, что я о вас слышал, полностью подтвердились.

— Благодарю вас за беседу, ваше высочество, — сказал я, вставая и кланяясь.

— Однако не торопитесь покидать нас так скоро, — улыбнулся он, тоже вставая. — Пойдёмте, познакомлю вас с отцом.

* * *

Идти нам пришлось недолго, и даже выходить в коридор не понадобилось — оказывается, между апартаментами кронпринца и императора имелся прямой ход. «Прямой» лишь в том смысле, что по нему можно было пройти напрямую к императору — сам по себе проход был длинным, узким, и со множеством поворотов; скорее всего, когда-то это был тайный ход, который позже просто привели в порядок.

Император выглядел совсем плохо — он сидел в кресле-каталке, укрытый клетчатым пледом, а в глазах у него стояло отчаяние давно и безнадёжно больного человека.

— Отец, — обратился к нему кронпринц. — Я привёл к тебе Раппина.

Не нужно было быть эмпатом, чтобы услышать в его голосе любовь к отцу, и я сразу же понял ещё одну важную вещь: случись императору вдруг выздороветь, принц сразу откажется от любых притязаний на корону.

— Ах да, барон фон Раппин, — голос у императора был скрипучим, и говорил он с заметным трудом. — Мы немало о вас слышали.

— Польщён, ваше величество, — поклонился я.

— Увы, как видите, со мной не всё в порядке.

— До меня доходили слухи о вашем нездоровье, — осторожно сказал я.

— Сразу видно дипломата, — император засмеялся скрипучим смехом. — Взвешивает каждое слово. Что скажешь, сын?

— Ты бы слышал, отец, какие замечательные примеры он приводит, — засмеялся в ответ кронпринц. — Нечасто встречаешь людей, которые умеют настолько убедительно рассказать то, что тебе не особенно хотелось бы услышать.

— Даже так? — криво усмехнулся император. — А давай проверим. Послушаем, что он мне убедительно ответит. Скажите-ка, барон — ваша мать согласится меня вылечить?

— Если она вдруг согласится, — ответил я, — то я, как глава семейства, запрещу ей вас лечить. Наше семейство не станет влезать в имперскую политику.

— Ожидаемый ответ, — вздохнул император.

Он сразу как-то осунулся. Не думаю, что он ожидал положительного ответа, но терять последнюю надежду, даже столь хрупкую, всегда тяжело.

— Я ещё не закончил свой ответ, ваше величество, — заметил я, и они оба посмотрели на меня с удивлением.

— Она не станет лечить императора Конрада Третьего, но она может согласиться вылечить Конрада Третьего Виттельсбаха.

Император с кронпринцем переглянулись с недоумением, а затем уставились на меня.

— Что вы имеете в виду, барон? — проскрипел император.

— Отречение от престола в пользу наследника, — прямо ответил я.

— Что за бредовая идея! — возмутился тот. — Никогда такого не было, чтобы император отрёкся от престола[26]! Это позор!

[26 — В мире Кеннера это предложение, вероятно, прозвучало дико, но в нашем мире такой прецедент действительно был. В 1556 году император Карл V отрёкся от титула императора Священной Римской империи. Впрочем, курфюрсты признали его отречение лишь через два года, в 1558 году.]

— Это было бы позором, если бы император был здоров, — возразил я. — Отречение по состоянию здоровья и передача короны наследнику будет правильно воспринято дворянством. При условии правильной подачи, разумеется. И позвольте мне сказать откровенно, ваше величество: лучше быть живым советником сына-императора, чем мёртвым императором.

— В этой идее что-то есть, отец, — торопливо вмешался кронпринц. — Не спеши отвергать её с порога.

— Скорцезе никогда не примет идею меня в качестве советника, — заметил тот, и в голосе его уже заметно недоставало уверенности.

— Идею излечения необязательно связывать с идеей отречения, — намекнул я. — Да и говорить о ней раньше времени тоже необязательно.

— Одно отречение тоже далеко не всем понравится.

— Возможно, церковь предпочла бы, что конфликт длился чуть дольше, — согласился я и с интересом отметил, что ни один из них не дёрнулся возразить. — Но если как следует всё продумать, то можно поставить её перед фактом. Главное, добиться уверенного большинства голосов курфюрстов-выборщиков. Ещё лучше было бы убедить герцога Баварского отказаться от притязаний на корону, тогда можно будет обойтись вообще без выборов.

— Дядя Оттон вряд ли согласится отступить, — хмуро заметил Дитрих.

— Например, можно пообещать ему вернуть Ландсгут, который у него отобрал его величество, — намекнул я.

— Большой вопрос, кто у дяди на самом деле решает…

— А знаете, барон, — прервал его император, явно не желая обсуждать эти вопросы при мне, — у нас не было императора Конрада со времён Франконской династии. Однако отец бредил идеей возвращения Бургундии, и назвал меня Конрадом — назвал с намёком. Но Бургундию я так и не вернул. А я назвал сына Дитрихом… впрочем, вы вряд ли достаточно знакомы с историей империи.

— Мы изучаем в школе историю империи довольно кратко, но Дитриха Великого невозможно не знать, — ответил ему я. — Надо признать, сходство получилось просто поразительное — точно так же страна на пороге гражданской войны, и точно так же церковь активно вмешивается с обеих сторон. Но познакомившись с его высочеством лично, я пришёл к твёрдому убеждению, что он вполне способен повторить путь великого предка.

— Вы ему поможете, барон? — требовательно спросил император.

— Ливонский барон вряд ли способен как-то повлиять на ход конфликта, а давать обещания от лица князя я не вправе. Однако могу вас заверить, что симпатии княжества полностью на стороне кронпринца, и мы уже оказываем вашей партии существенную помощь. С Оттоном же Баварским дружбы у нас точно не будет.

— Благодарю вас, барон, за честный ответ, — благосклонно кивнул император. — А теперь оставьте меня, мне надо отдохнуть.

Глава 23

В Трире нас ждала почётная встреча — настолько почётная, что я немедленно преисполнился подозрениями. Что именно нужно было подозревать, я пока не знал, но такая суета была явно неспроста. Не было ни малейшей причины встречать меня таким образом — пусть я в какой-то мере представляю князя, но я всё же не сам князь, да и прибыл вовсе не с официальным визитом.

Итак, на перроне нас встречал радостно улыбающийся Бернар. Сопровождали его