«Вот остолоп! Перепутал! Вместо айфона Клименко отдал медикам свой телефон. Это ж надо было так оплошать! Они ведь только издалека похожи, их даже на ощупь можно отличить. Хотя в том состоянии я мог что угодно перепутать».

Гуськов машинально ткнул в «иконку» и замер, не веря своим глазам. Отправивший сообщение абонент значился в телефонной книге как… Козерог! Уж не тот ли навигатор, которого должны были искать Гуськов с группой и непосредственно майор Клименко?! Вот уж повезло так повезло!

Гуськов открыл сообщение и внимательно изучил текст. Этот самый текст оказался простым, но малопонятным, какой-то шифровкой. В СМС содержалась только комбинация из трех цифр: «211220121200». Что за код? Гуськов на секунду задумался и вдруг понял, что «шифровка» на самом деле легко читается без всякого «ключа». Это были дата и время. 21.12.2012, 12.00. Видимо, день и время встречи. Гуськов хмыкнул. Как удачно он перепутал телефоны! Но где они должны встретиться? Козерог придет навестить Клименко в госпитале? Или Козерог не знает, что Клименко вышел из игры, и приглашает его в известное обоим место? Впрочем, это было не важно. Главное, что теперь Гуськов мог не сомневаться – Клименко и есть «крот»! Его связь с навигатором по кличке Козерог неопровержимое тому доказательство!

Гуськов торопливо допил кофе и поднялся. Отдых накрылся, но это майора не расстроило. Совершенно случайно он подсек крупную рыбу, и это взбодрило его не хуже полноценного отдыха.

Мазай хочет как можно быстрее расправиться с навигаторами? Что ж, Гуськов тоже в этом заинтересован. И у него появился шанс ухватиться за ниточку, с помощью которой майор размотает клубок, по крайней мере в Новом мире. А будут уничтожены концы здесь, ослабнут нити и по ту сторону баррикад.

«В госпиталь, – решил Гуськов. – Поговорим с Клименко по душам. И пусть этот зверь только попробует хоть что-то утаить. Шкуру с него спущу. Чтобы другим навигаторам неповадно было. В общем, как в той рекламе: навигаторы, вы все еще хотите спасти Старый мир? Тогда мы идем к вам!

Это выглядело, как начальные кадры какого-то фильма. Только титров не хватало и вместо экрана было окно служебной машины. Правда, на этом «экране» майор Гуськов видел лишь часть «фильма», только документальные кадры про обстановку здесь и сейчас, в Новой реальности. Другая половина «кино» мелькала в его воспоминаниях и в воображении. Кое-что он вспоминал, а некоторые места отчетливо представлял себе в том унылом состоянии, в которое их привела катастрофа в Старом мире.

«Ауди» легко нырнула в ярко освещенный короткий тоннель под Дорогомиловской Заставой и покатила дальше по Кутузовскому в сторону парка Победы. Поток машин здесь был плотный, но терпимый, все-таки ночь на дворе. А вот в Старой реальности проспект сейчас был завален перевернутыми, сгоревшими и давно остывшими машинами. Пришедшие в негодность авто вмерзли в мутный лед, а сверху их припорошило снегом. И никакого привычного освещения в Старом мире больше не было: ни фонарей, ни светящихся окон, ни хотя бы луны, только полярное сияние просвечивало сквозь мутную облачную пелену.

А памятник Багратиону, который в этой реальности стоял, как было и прежде, в небольшом сквере на четной стороне проспекта, там, в Старом мире, превратился в огромную ледяную глыбу, которую обрамляла хаотичная баррикада из обломков зданий, поваленных ураганами деревьев и фонарных столбов. Не лучше выглядели и остатки пешеходного моста имени того же полководца, и обледеневшая набережная Москвы-реки, и полуразрушенные высотки Москва-Сити на другом берегу.

А старые дома, что тянулись дальше вдоль Кутузовского проспекта, выглядели солидными, надежными и внушающими уважение памятниками ушедшей эпохи только здесь, в Новом мире. В Старой реальности они угрожающе нависали, словно серые стены холодного ущелья. Там они пугали и казались огромной ловушкой, а не убежищем. И на каждом этаже, в большинстве квартир этих домов-капканов, наверняка было полно окоченевших трупов. Это вместе со своими жилищами погибли те, кто не поверил, что Старый мир действительно рушится.

Впрочем, тем, кто в это поверил и попытался выбраться из города, удача не захотела улыбаться тоже. Майор отлично помнил столпотворение на дорогах города, которое он видел, когда старался выбраться из Старого мира. Это были другие улицы и проспекты, закончил свое путешествие майор в Строгино, однако нетрудно представить и то, что творилось тогда на Кутузовском. Вряд ли что-то принципиально отличалось.

Вот, например, на развязке с Третьим транспортным и в районе метро «Кутузовская» дело наверняка обстояло совсем плохо. Все виадуки над железнодорожными путями были разрушены, и даже толстый слой снега или пурга не могли скрыть эту чудовищную картину. Сотни машин, покореженных, смятых в лепешку, придавленных бетонными обломками, выгоревших дотла или покрытых бугристой серой ледяной коркой, образовали непроходимый завал, который тянулся вправо до самой Москвы-реки, а слева перекрывал вид на железнодорожную станцию и Раменки. Что-то подобное Гуськов видел на МКАД, и воображению не составило труда спроецировать эту картину на Кутузовский.

Так что пусть никаких кошмаров из Старой реальности вживую майор ФСБ Алексей Гуськов сейчас не наблюдал, зато вспоминал и представлял себе все с той же ясностью, с какой видел живые картинки благополучной Новой реальности, мелькавшие за окном машины.

Если честно, Гуськову хотелось зажмуриться, чтобы прогнать наваждение, но майор пересилил себя и не поддался секундной слабости. Он просто внутренне встряхнулся и приказал себе собраться. Как перед стартом на ответственном соревновании или на экзамене. Самодисциплина всегда была у Гуськова на высоте, и зажмуриваться или отворачиваться от проблем ему обычно не требовалось. Как правило, он справлялся с трудностями, глядя им в глаза. Так получилось и сейчас, разве что времени потребовалось больше, чем обычно. Но все-таки получилось, и майор выдохнул с облегчением. И это не фигура речи. Гуськову действительно стало легче на душе.

Оно и понятно. Рецепт Гуськова был универсальным. Не только трудности отступают, когда им смотрят в глаза. Всякие глупые внутренние сомнения и страхи тоже пасуют, когда ты не пытаешься отвернуться от проблем или игнорировать правду. Даже если эта «правда» горит и затягивает дымом пожарищ перспективу. Даже если она заключается в том, что шансов у тебя почти нет и жить тебе осталось от силы два дня. И пусть два дня! Зато легко, на кураже и точно зная, за что ты погибнешь. С одной стороны, утешение так себе, но с другой – а оно нужно, это утешение? Нет. Когда ты не боишься трудностей и знаешь правду, никакого утешения не требуется. Смелость, помноженная на это знание, лучше любого утешения, сочувствия или мотива.

Как бы. Или все-таки лучше жить с опаской и в неведении, но долго? Как знать?

«Черт, да хватит ломать голову! Так никогда в кучку не соберешься! Все, закрыли вопрос! Делай, что должен, и будь, что будет. Вот и весь рецепт успеха. А там увидим».