– Что это тут бахнуло? – из внутренней двери приемного покоя выглянул заспанный доктор. Увидев в руке у Гуськова пистолет, врач отпрянул и округлил глаза. – Вы чего, обалдели?!

– Назад, – Гуськов подкрепил приказ движением ствола.

– Ох ты, е-е-мое!

Доктор резко подался назад, запнулся, и позади него что-то загрохотало. Наверное, рухнула вешалка, что стояла слева от внутренней двери. Возможно, приказ, жест и угрожающее телодвижение майора и напугали врача, но опрокинул вешалку и уселся на пятую точку он не от страха. Скорее, от удивления. Ведь дверь он не захлопнул, и то, что произошло дальше, врач увидел своими глазами. А для неподготовленного человека такой фокус – гарантия нервного срыва. Шутка ли – был человек в коридоре, и вдруг нет его. И не провалился этот человек с пистолетом, не юркнул в ближайшую дверь, не сиганул в окно. Просто исчез! Именно так, исчез, словно растворился в воздухе, как растворяется сахар в кипятке. Только быстрее…

…Впрочем, для Гуськова наличие свидетеля и его реакция не имели значения. Кто куда исчез? Приснилось вам, батенька! А что гильза в коридоре валяется и дырка в стене образовалась, не вопрос. Случайный выстрел, и на старого майора «бывает проруха», обойдется выговором. Да и вообще, все это будет иметь хоть какое-то значение и продолжение, если майор вернется! Именно «если» вернется, а не «когда». Из тех мест, куда Гуськов шагнул следом за Козерогом, возвращались далеко не все. И это еще мягко сказано. Только в группе майора Гуськова трое ребят полегли в этих странных местах. Половина группы. А сколько еще не вернулось из других групп и подразделений, которыми командовал генерал Мазич? Кто сосчитает?

Майор сделал еще пару шагов и вновь остановился. Он находился в коридоре перед внутренней дверью приемного покоя все того же госпиталя ФСБ. Именно того же, а не такого же. Полного дубля, до последнего кирпичика, до последней песчинки и трещинки… правда, по состоянию на вчерашнюю полночь. Теперь же разница имелась, и еще какая. Заключалась она как раз в том, что в Старом мире здание госпиталя было сильно разрушено.

Впрочем, это отличие не отменяло первоначальной установки. Как все остальное, как весь Старый мир, здание госпиталя еще сутки назад было полной копией того здания, откуда явился Гуськов. А если точнее, эти руины вчера были оригиналом. Копией как раз стал госпиталь, в котором сейчас лежал майор Клименко. Госпиталь в Новом мире, и вообще весь Новый мир. Вся эта стабильная и благополучная, но искусственная Новая реальность. Вот такой компот.

Под ногами у Гуськова захрустел наметенный пургой снежок. Майор сделал пару шагов и притормозил. В коридоре было темно, а на месте двери, из которой секунду назад выглядывал доктор, зиял огромный пролом. Еще одним отличием Старого мира был крепкий морозец. В Новой реальности температура опустилась чуть ниже нуля, а здесь подмораживало вполне серьезно, минус двадцать, не выше.

Гуськов прижался к стене справа от пролома и осторожно заглянул в приемный покой. Там было гораздо светлее, правда, свет, который лился с улицы через разбитые окна, был непривычным. Вместо «лунного сияния», в котором «снег серебрится», помещение заливали разноцветные отсветы сияния полярного. При таком странном освещении очень трудно было отыскать привычные ориентиры и вообще рассмотреть хоть что-то в деталях. Играя тенями, радужные отсветы искажали контуры предметов и совершенно дезориентировали. Вот что там стоит справа от окна? Тумба, стол, какой-то прибор? Или там затаился человек?

Гуськов поднял ствол, но тут же его опустил. Не стрелять же во все подозрительные тени! Нужно просто привыкнуть к этому варианту освещения, и все встанет на места. Хотя бы минутку постоять, посмотреть, и будет порядок. Ведь майор уже наблюдал эту световую мешанину днем. Конечно, днем свечение было на порядок слабее, но принцип-то один.

Простоял на месте Гуськов минут пять, но привыкнуть к ночной игре цветных пятен и нечетких теней так и не сумел. Все-таки дело заключалось не только во времени суток. Вчера днем аномальное сияние было объективно не таким ярким, как сейчас. То есть теперь оно выворачивало мозг не потому, что фоном ему служила ночь, а потому, что разгорелось на всю катушку. Вот Гуськов и не сумел привыкнуть к нему даже за пять минут. Зато замерзнуть за это время он успел основательно. Через разбитые окна и проломы в стенах тянуло сквозняком, который, в сочетании с крепчающим морозом, ну никак не стимулировал пребывание в засаде. Гуськов перехватил пистолет левой рукой и поднес правую ко рту, чтобы дыханием согреть окоченевшие пальцы.

Понятное дело, по закону подлости именно в этот момент за окнами приемного покоя, на крыльце с пандусом появилась тень какого-то человека. Стрелять с левой руки Гуськов умел, и неплохо, но торопиться опять же не стал. Да и не задержалась подозрительная тень в проеме окна. Мелькнула и исчезла.

Майор снова перехватил оружие и, наконец, решился. Стараясь по возможности не шуметь, он подобрался к окошку и осторожно выглянул на улицу. Особой ясности картина так и не обрела. За пределами здания царила все та же дискотечная световая мешанина, разве что на открытом пространстве полярное сияние играло не тенями, а непосредственно расщепленным на линии спектра светом, вплетенным в снежные вихри сильнейшего бурана. Картина получалась нереальная. Снежные торнадо метались, сталкивались, рассыпались и поднимались вновь, и при этом они будто бы светились изнутри. И свет этот, переливаясь и перебирая все цвета спектра, становился то чуть слабее, то чуть сильнее, но в любом случае был ярче, чем вчера днем. От вида всей этой разноцветной катавасии у майора даже слегка закружилась голова, а к горлу подкатила волна тошноты.

«Лучше бы кромешная темнота была, – подумалось Гуськову. – В ней хотя бы ничто не отвлекает. Тупо переключаешься на слух и нюх, да и все дела. А тут… даже если зажмуришься, все равно эти сполохи пробьются. Уж больно яркие».

Майор сдал назад, но далеко не ушел, поскользнулся и едва не рухнул в наметенный под окном сугроб. Пытаясь удержаться на ногах, Гуськов ухватился за что-то вроде шкафчика справа от окна, но опора оказалась хлипкой. Майор на ногах устоял, а вот шкафчик с грохотом и стеклянным звоном рухнул. И это будто бы стало своеобразным сигналом к атаке.

Кто атаковал, Гуськов разобрал не сразу, и чем орудовали нападавшие, он тоже поначалу не понял – чем-то тяжелым, вроде огнетушителя и арматуры. Но разбираться, что к чему, было некогда, поэтому майор инстинктивно отключил свои «выдающиеся аналитические способности» и перешел в слегка подзабытый режим рукопашного боя на ближней дистанции. Теперь все, что требовалось от Гуськова, – остаться в живых, а там можно будет и проанализировать, что, кто и почем.

Первый удар – предположительно огнетушителем – пришелся по плечу, и парировать его или уклониться от него Гуськов не сумел, били сзади. А вот второй удар, палкой или арматуриной, майор уже не пропустил, ушел в сторону, перехватил руку противника, зафиксировал дистанцию и врезал ответно локтем. Противник ойкнул и провалился куда-то в глубь разноцветного сияния. Тень врага с огнетушителем снова проступила из радужной завесы, но наткнулась на прямой удар ногой в живот. Гуськов бил, как его учили, в точку, где у человека должен находиться центр тяжести. От такого удара противник обычно отлетал назад на максимальное расстояние. Однако сейчас вышло иначе, все-таки сказался перерыв в тренировках, и майор ударил чуть ниже, чем следовало. Но враг все-таки отлетел. Наверное, в пользу Гуськова сыграло то, что противник был невысокого роста. Правда, враг успел швырнуть огнетушитель прямиком в Гуськова и попал ему в грудь.