– Да не плох он! – досадливо воскликнула Астахова и даже взмахнула рукой. – Он неплохой парень, умный, но есть в нем то, что не позволяет приблизиться. Он как бы отстранен от всего. Сам по себе. Волк-одиночка. А для женщины так важно единение не только физическое, но и душевное. А самое главное…

– Самое главное – что?

– Самое главное – это человек, который уничтожает все, к чему прикасается. Разрушитель… варвар, если хотите.

Зубов кивнул. Интересно, как эта дама уловила самую суть этого непростого характера. А может, наоборот – достаточно примитивного. Куда уж проще: разрушать – не строить.

Она продолжила:

– Сережа совсем другой, хотя у нас на работе все считают его неисправимым бабником. Но я уверена – он способен на искренность и настоящую нежность. Он любит Катю. Но, к сожалению, безответно.

– Как он попал к вам в институт? – спросил Зубов.

– Я пригласила его. Нам требовался хороший хирург, а Сережа как раз вернулся из Германии.

– А почему он не вернулся в Бурденко? – этот вопрос он задал как бы вскользь.

– Как? – растерялась Астахова. – Он вам не сказал?

– Нет, – признался майор. – Когда его об этом спрашивают, он сразу уходит в себя и мрачнеет, наотрез отказываясь говорить на эту тему. Такое поведение подозрительно.

– Да, не очень тогда красиво с моей стороны. Но, может, и лучше, если я вам расскажу, ведь это крайне болезненная для него тема. Когда он работал в госпитале бундесвера в Бонне, у него на столе умер пациент – совсем молодой парнишка, из миротворческих сил. Его военным самолетом доставили. Этот немецкий солдатик был стабилен, но в черепной коробке скапливалась кровь, срочно начали операцию, и именно Сережа был ведущим хирургом. Он страшно гордился тем, что у него ни разу не умирали пациенты, во всяком случае, на операционном столе. И смерть того мальчика оказалась невероятным стрессом для него. Сергей стал бояться оперировать. Особый страх вселяли плановые операции, к которым нужно заранее готовиться. В операционной у него начинали трястись руки от напряжения. И он не стал возобновлять контракт с госпиталем, вернулся в Москву. Его снова приглашали в Бурденко. Но там опять-таки в основном плановые операции. И тогда я позвала его к себе. У нас ведь сумасшедший дом, ну да вы знаете! Вздохнуть некогда бывает, не то что в себе копаться. Мне кажется, сейчас Сергей в порядке. Но вспоминать тот случай он все равно не может.

– Да, нелегко ему пришлось, – сочувственно кивнул Зубов. – Я подозревал более захватывающую тайну, – вздохнув, добавил он.

– Как видите, ничего криминального, – сказала Галина Васильевна. – А можно, я тоже вас кое о чем спрошу?

– Если это не служебная тайна – с удовольствием отвечу, – произнес майор.

– Скажите, Александр Владимирович, последняя проверка хранения наркотических средств как-то связана с этой ужасной историей? – от прямоты ее вопроса Зубову стало неудобно.

– А что, сильно трясли? – смущенно спросил он.

– Сильно трясли?! – воскликнула Астахова. – Институт на ушах стоял, а завотделением анестезиологии поседел за неделю.

– Насколько я знаю, никаких нарушений не нашли, – отозвался Зубов, – мне жаль, что пришлось причинить вам столько неудобств.

– Неудобства – это мягко сказано… После той истории с Юрой Смолиным одно слово «наркотики» вызывает панику и… – Галина Васильевна оборвала фразу. – Бедный Юра, – вздохнула она.

Зубов внимательно взглянул на нее. Бедный Юра? Однако!

– Вы хорошо его знали? – спросил он.

Галина Васильевна задумалась. Она чуть запрокинула голову и прикрыла глаза, и Зубов заметил, какая она еще, в общем-то, молодая и красивая женщина. Потом она заговорила.

– Нет, не очень хорошо. Но я всегда относилась к нему с симпатией. Милый и вежливый мальчик. Безотказный. Бывало, оставался на второе дежурство, если нужно было кого-то подменить… Когда его арестовали, я была в шоке. Хотите еще чаю? – спросила она.

– Спасибо, нет. Мне пора, – Зубов поднялся. – Галина Васильевна, постарайтесь не оставлять Катрин одну…

– Легко сказать! Я тут и так почти поселилась. Ее, по-моему, это раздражает.

– И все же постарайтесь.

Попрощавшись с Астаховой, Зубов вышел на улицу. Несмотря на поздний час, от раскаленного за день асфальта воняло бензином и гарью, но он старался сосредоточиться на том, что сейчас услышал от Катрин и ее матери. С ожесточением Зубов констатировал – то, что казалось необычным и подозрительным, оказывалось на поверку пустым звуком, пшиком, как например, отказ Сергея Булгакова вернуться в престижный госпиталь…

Но нежданным образом мелькнувшее воспоминание обрело более ясные очертания, хотя и породило дополнительные вопросы. Каким образом Стрельникова – проститутка, пусть и дорогая – оказалась именно в том учебном заведении, где преподавала Астахова? Когда-то эту случайность можно было списать на элитарность заведения, но те времена прошли. Москву действительно наводнили курсы, где преподавали носители языка и многие бы предпочли именно их. Однако Стрельникова оказывается именно на МИДовских, тоже не из дешевых, с давней, отличной репутацией, но немного старомодных.

И вообще, зачем Стрельниковой понадобилось учиться? Должно быть, причина в Андрее Орлове. Возможно, ей казалось, что он стыдится ее – ведь недаром он не знакомил ее ни с кем из друзей. Но то, что она оказалась именно на этих курсах, не может быть случайностью. Не может! Значит, ее привел туда Орлов. Больше некому. Но для Орлова это равносильно разрыву отношений с Астаховой. Вряд ли он стал бы так рисковать. Тогда кто?.. Или же это та фатальная случайность, в которую верится с таким трудом, но которая рано или поздно происходит с каждым человеком…

Но майор Зубов мало верил в совпадения. Опыт подсказывал ему, что в основе каждой случайности лежит добросовестно упакованная закономерность – до нее только надо докопаться и аккуратно, не торопясь, эту упаковку вскрыть.

В ресторанном зале опять врубили музыку на полную мощность – так, что Орлов перестал жевать стейк и с раздражением отбросил вилку в сторону. Он нервно сжимал черенок столового ножа и колебался между тем, чтобы встать, подойти к бармену и дать тому по физиономии и тем, чтобы попросить счет и покинуть это место – но какого черта он должен платить за недоеденный обед? Близилась полночь, в большинстве кабаков кухни уже закрылись, а есть дома Орлов не любил – материнская стряпня оставляла желать лучшего. Итак, он сидел за столом, терзаясь малоприятным выбором.

– Так и знал, что тебя здесь встречу, – от звука знакомого голоса Андрея передернуло. К гремящей музыке ему только Кортеса не хватало!

– Чего тебе? – буркнул он, наконец проглотив недожеванный кусок стейка и глядя, как его приятель устраивается напротив.

– Как ты неприветлив, – испанец ехидно улыбался, – что так? Настроение плохое?