– Это не он! – закричала Катрин. – Пусти меня!

Мигель с силой дернул ее к себе и, развернув, прижал спиной к своей груди. Катрин оказалась в капкане.

– Молчи! Только пикни! – прошипел он, для пущей убедительности зажимая ей рот. – Мы все по твоей милости оказались замешаны в эту мерзкую историю, а ты даже вины за собой не чувствуешь! Сидишь здесь, закрылась от всего света и думаешь так легко отделаться?

Рука Катрин, которую стиснул Мигель, не помнящий себя от гнева, совершенно онемела. Рот ее все еще был зажат, да так, что у Катрин заболели губы. Она чувствовала каждый удар его сердца, колотившегося с бешеной скоростью.

– Во что ты превратила нашу жизнь! – рычал он. – Ты даже не даешь себе труда задуматься об этом! Пятнадцать лет ты превращала Орлова в ту скотину, в которую он в конце концов превратился, ты сводила с ума Булгакова и флиртовала со мной!

Катрин трясла головой, пытаясь что-то сказать, но он по-прежнему зажимал ей рот. Ей стало трудно дышать, до нее еле доходил смысл его обвинений. Шпилька из волос вывалилась, и длинные темные пряди упали ей на лицо, перекрыв последний доступ воздуха. Она стала оседать в его руках, и Мигелю пришлось ослабить железную хватку. Он убрал ладонь с ее рта, но продолжал крепко сжимать ее запястье. Она жадно хватала ртом воздух…

– Отпусти… – слезы градом катились по ее щекам. – Ты сошел с ума…

– Я еще не все сказал, – хищно оскалился Мигель, – у меня есть еще к тебе вопросы…

– Убирайся вон со своими вопросами, – зарыдала Катрин. – Ты! Как ты можешь! Я всегда считала тебя другом!

– Другом? – хрипло произнес он. – О да! Я тоже считал себя твоим другом! До определенного момента. До того дикого случая в клубе! А теперь ты вызываешь у меня омерзение! Дьявол произвел тебя на свет, подлая, равнодушная сука…

Он отшвырнул ее от себя. Катрин упала в кресло и вжалась в него всем телом. «Господи, – стучало у нее в голове, – а дальше что?»

– Убирайся! – завизжала она. – Вон из моего дома!

– Ну уж нет, – он подошел к столу и опрокинул в себя коньяк. – Я еще с тобой не закончил.

– Чего тебе еще? – Катрин трясло. – Ты уже достаточно меня оскорбил… Друг.

– Нет, принцесса, – заявил он, – недостаточно… От Орлова точно не убудет, если я получу то, что мне давно причитается, – в черных глазах Мигеля разгорался недобрый огонь, – ты изрядно задолжала мне за пятнадцать лет.

– О чем ты говоришь? – прошептала она.

– А ты не понимаешь? – его губы дернулись в ироничной усмешке. – Девочка наивная! Глазками хлоп-хлоп…

– Я понимаю… Я понимаю… Но ты этого не сделаешь! – Катрин охватила паника.

– Не сделаю? – Мигель задумался. – Почему ты так уверена? Но да… вероятно, не сделаю. Не потому, что мне тебя жаль – просто не хочу уподобляться Орлову. Но преподать тебе урок я должен.

– Урок? – Катрин вздрогнула. – Какой еще урок?..

– Чего ты задергалась? – Мигель не отрывал от нее взгляда. – Страшно?

Катрин не ответила. Ей действительно стало не по себе. Она не верила, что он решится на насилие, но физически ощущала жар гнева и ярости, полыхавших в глазах испанца.

– Встань! – приказал он. Катрин не пошевелилась, а только еще больше вжалась в кресло.

– Встань! – в его тоне звучала угроза, но она по-прежнему оставалась неподвижной. Мигель сделал шаг вперед.

– Встань! – он протянул к ней руку, и Катрин, испугавшись, что он ударит ее, поднялась.

– Так-то лучше, – удовлетворенно кивнул Мигель. Она стояла перед ним, опустив руки, и у нее дрожали колени. Но он не должен понять, что она боится. Катрин дерзко посмотрела ему в лицо.

– Стерва длинноволосая, – хмыкнул Мигель. – Н-да, мать твою… Для эффектности зрелища чего-то не хватает…

Она не поняла, как все произошло и не успела испугаться. Молниеносным движением он разорвал платье на ее груди и оно повисло беспомощными лоскутами. Катрин ахнула и инстинктивно прикрыла руками грудь.

– Дурак! – это детское слово слетело с ее пересохших губ и слезы горькой обиды продолжали литься по ее щекам.

– Плачешь? – с чувством произнес он, смерив ее презрительным взглядом. – Это хорошо. Вот такой – жалкой и ничтожной – ты и должна быть.

Катрин закрыла глаза, затопленная стыдом и унижением. Через пару мгновений она услышала звук хлопнувшей двери – Мигель ушел, исполненный горечи и гнева.

Она осторожно опустилась в кресло. «Что это? – пронеслось у нее в голове. – Что это было?» Зачем-то она стала ощупывать себя судорожными, почти истеричными движениями. Произошедшее казалось ей ирреальным – Мигель, человек, в дружбе и хорошем отношении к себе которого она не сомневалась примерно так, как в том, что завтра наступит утро – совершил безумный поступок, недоступный ее пониманию. Ей было это еще тяжелее осознать, чем то, что сделал Орлов несколько недель назад – до такой степени случившееся не вязалось с его благородным и честным образом. Она стянула с себя разорванное платье. Еще одним меньше в ее гардеробе. Скоро, благодаря милым друзьям, ее гардероб совсем истощится, подумала она и нервно рассмеялась.

Потом она рыдала долго и безутешно. Может, ей стало бы легче, появись в это время Орлов. Но его не было. Он был неизвестно где…

… Все это Катрин рассказала Зубову тихим мертвенным голосом, от стыда еле шевеля языком. Он старался не смотреть на нее и слушал, не перебивая. Если б она знала тогда, где был Орлов в то время! И Зубову придется ей рассказать. Но пока он не произнес ни звука. Только когда она закончила, спросил:

– Он ушел, озлобившись на вас, как вы полагаете?

– Он был в ярости, – прошептала Катрин. – Больше всего я испугалась, когда осталась одна. Пока все это происходило, мне и в голову не пришло, что, быть может, именно он убил Полину.

– Этого никто не утверждает, – чуть улыбнулся Зубов, – мы пока выясняем обстоятельства. Из рассказанного вами следует, что психологически Кортес способен на насилие, но это не значит, что убил именно он.

– Каждый мужчина – потенциальный насильник, – произнесла Катрин, опустив глаза. – Любой может потерять человеческий облик, если его погладить против шерсти. Не дай Бог, мужчина не получит то, что хочет. Не дай Бог, если ему откажет женщина, которую он выбрал…

– Не говорите глупости, – резко бросил Зубов. – У вас печальный опыт, Катрин, и мне жаль вас. Но может, не следует обобщать?

Катрин усмехнулась:

– Да неужели? Человек, которого я люблю, жесток со мной до такой степени, что мне предлагают писать на него заявление в милицию, а друг, которого я ценила, обходится со мной, как с женщиной легкого поведения. Вы правы, опыт у меня печальный.

– И я до сих пор уверен, что вы совершили ошибку. Вероятно, именно после того, как вы пожалели Орлова, Кортес чувствовал безнаказанность, когда оскорблял вас.