- Ксана! Я ведь уже рассказывал.

- Это когда было… — По лицу Ксаны пробежала тень. — Еще там, в другой стране и в другой жизни, — будь она неладна! — о которой мне хочется забыть. Но не получается… — От нахлынувших воспоминаний лицо девушки покрылось бледностью; но она сумела взять себя в руки и повторила свою просьбу: — Ну пожалуйста, расскажи.

- Ладно, слушай. Мама и папа очень нас любили. Особенно тебя. Ты была такой шустрой, такой симпатичной крохой… — Тинг рассказывал долго, вспоминая даже мелкие, несущественные подробности из их прошлой жизни; он понимал, что для Ксаны это очень важно. — А потом, когда взорвался котел на атомной станции, нас эвакуировали. Мы уехали на своей машине. Папа работал в каком — то исследовательском институте, занимался атомной энергетикой. Я помню, что было темно, шел дождь, и отца, наверное, ослепили фары идущего навстречу грузовика. А дальше… дальше удар — и все, провал памяти. Я очнулся лишь в больнице. Там мне и сказали, что папа и мама… В общем, их не стало. Они ведь находились впереди, а мы на заднем сидении. Что касается тебя, то о тебе никто и не заикнулся. Уж не знаю, почему. А я не спросил. В тот момент я был настолько заторможен, что не понимал, где нахожусь и что со мной происходит. Мало того, я напрочь Забыл даже свое имя.

Глаза Ксаны наполнились слезами. Она тихо всхлипнула.

- После выздоровления (я пролежал в больнице около двух месяцев) меня отдали в детский дом. Но почему так получилось, что нас разъединили, определив в разные детские дома, я не знаю. К сожалению, родственников мы не имеем. Поэтому искать нас было некому. Со временем у меня начали появляться некие нестандартные способности… ну, ты это уже знаешь. Наверное, от сильного удара по голове при аварии, а может, после облучения. Трудно сказать. Мною заинтересовался целый исследовательский институт. И как потом оказалось, не только… Я учился на физмате, а потом меня определили в школу внешней разведки, где я обучался по специальной программе: увеличивал свою ментальную силу, учил шифры и коды, английский язык… ну и так далее. Меня ориентировали в основном на Англию и Америку. А на датском языке мы разговаривали в семье. Ведь мы потомки датчан, которые приехали в Россию еще во времена Екатерины II.

Тинг взял бокал белого вина и отхлебнул пару глотков.

- Ну, а потом начался развал Союза, и мы оказались никому не нужны. К тому же, полный курс обучения я так и не прошел. Некоторое время подрабатывал, где придется и как придется, даже — стыдно сказать! — примкнул к бригаде наперсточников. А что было делать? Ведь я не имел ни какой-нибудь прикладной профессии, ни крыши над головой. Правда, пробыл я среди наперсточников недолго. Меня потянуло в бродячий цирк. Там я двигал взглядом предметы и разбивал кирпичи, не прикасаясь к ним руками. В цирке на одном из представлений меня и заметил этот доктор Кёниг…

- Что он от тебя хотел?

- Не он, а они. Кёниг всего лишь пешка, дипломированный дрессировщик. За ним стояли большие силы. Меня готовили убивать. Притом не абы кого. Теперь мне это уже понятно. Меня так натаскали по части этикета, что я могу свободно вращаться в любом обществе. Зачем, спрашивается? А затем, что я был нацелен на сильных мира сего, к которым охрана не подпускает случайных людей даже на пушечный выстрел.

- Это все милость провидения… — почти шепотом сказала Ксана.

- Ты о чем?

- То, что сначала ты нашел фотографию родителей в нашей бывшей квартире, а потом я отыскала ее уже в твоем рюкзаке, — это не просто так. И то, что я хранила столько лет свой снимок, где были изображены папа и мама, тоже не случайность. А ведь я — страшно вспомнить! — их ненавидела. Думала, что меня бросили. Нет, все это не случайно!

- Возможно. Скорее да, чем нет. Как бы там ни было и что бы там ни было, но теперь мы вместе.

- Да, вместе. На всю оставшуюся жизнь…

Ксана взяла ладонь Тинга, положила на нее свою голову и закрыла глаза. Тинг нежно погладил ее волосы и улыбнулся. Сидевший на соседнем стуле Кот то ли чихнул, то ли презрительно фыркнул — что это еще за телячьи нежности?