Сэнсэй объясняет, что совершить самоубийство его подтолкнули действия генерала Ноги Марэсукэ, героя Русско-японской войны, который совершил дзюнси (ритуальное самоубийство вслед за господином) в ночь погребения императора Мэйдзи в 1912 году. Самоубийство Ноги спровоцировало жаркие дебаты в обществе Мэйдзи об уместности традиционного кодекса чести и самурайской доблести в современном мире. После того как погребальная процессия вышла из дворца, Ноги совершил сэппуку (ритуальное вспарывание живота), а его жена повела себя должным для верной супруги самурая образом — вскрыла себе яремную вену (дзигай). Общественные комментаторы обсуждали значение этих смертей. Некоторые осуждали эти действия как варварский пережиток вышедшего из употребления феодального кодекса. Другие утверждали, что этим Ноги выразил свое отвращение к упадку духовных ценностей. В предсмертной записке говорилось, что это искупление за многие смерти, за которые он как генерал чувствует свою ответственность. Ноги стал символом верности и самопожертвования, о котором многие вспоминали и в последующие эпохи.

Реставрация Мэйдзи произвела значительные изменения в религиозном климате Японии. В эпоху Токугава буддийские школы действовали как полуофициальные государственные органы, ратующие за законы против христиан. В большинстве крупных религиозных комплексов сочетались буддийские и синтоистские элементы. Однако первое правительство Мэйдзи планировало использовать императора в качестве священной фигуры основателя нового государства и поэтому подняло синтоизм на уровень государственной религии, заняв твердую антибуддийскую позицию. Критики буддизма обвиняли его в том, что это завезенная, чужая религия, полная суеверий, иррациональная и, более того, не занимающаяся социальной деятельностью и благотворительностью, как христианство в западных империалистических странах. С точки зрения критиков, буддизм больше не имел ничего общего с синтоизмом, который теперь официально воплощал «истинный» японский дух, столкнувшийся с вызовом модернизации. Государственные чиновники предпринимали меры, чтобы принудительно отделить буддизм от синтоизма, что приводило к тому, что в первое десятилетие периода Мэйдзи по всей Японии масштабно разрушали буддийские храмы, уничтожали изображения и тексты. В период с 1868 по 1874 год исчезло более 1000 буддийских храмов. В синтоистских святилищах, в которых ками сначала ассоциировали с буддийскими божествами, теперь уничтожали любые следы буддийских изображений и ритуалов.

Храмовые земли отошли казне, а буддийских монахов заставили стать синтоистскими священниками или отречься от сана. В 1872 году правительство Мэйдзи изменило законы относительно буддийских священников, разрешив им есть мясо, жениться, отращивать волосы, одеваться в гражданскую одежду и делать многие другие вещи, которые были раньше запрещены духовенству. Важные изменения в религиозной политике создали тот японский буддизм, который мы знаем и сегодня, — во всем мире он считается аномальным, поскольку практически все буддийские священники женаты и передают свой приход по наследству сыновьям. Несмотря на короткий период гонений, буддийские школы сохранили богатство и популярность и вскоре начали восстанавливать свой авторитет и влияние.

Одно буддийское учение под руководством просветителя Иноуэ Энрё (1858–1919) пыталось представить буддизм как прогрессивную и рациональную религию с точки зрения западной теории социальной эволюции. Они отделяли японский буддизм от традиций Тхеравады, распространенных в Юго-Восточной Азии и на Шри-Ланке. Европейские востоковеды, изучавшие учения Тхеравады, утверждали, что буддизм — религия атеистичная и идолопоклонническая и что пассивность, привитая им, виновна в относительном отставании Азии в развитии. Японские буддисты боролись с этой точкой зрения, утверждая, что их форма буддизма — это этическая вера, находящаяся на одной волне с Просвещением, в отличие от христианства, которое основывается на мифах. Лидеры этого «нового буддизма» заявили о своем существовании в 1893 году в Чикаго на Всемирном парламенте религий, пытаясь убедить иудео-христианских религиозных лидеров в «цивилизованной» природе японской религии, которая может подсказать христианству решение вопроса, как увязать их веру с наукой.

После реставрации Мэйдзи синтоизм стали воспринимать скорее как инструмент объединения нации под предводительством императора, смешанный с поклонением ками, культом предков и верностью семье и нации. Император, будучи священным потомком богини Солнца, выступал не просто главой государства, а еще и верховным жрецом синтоизма, ответственным за проведение ритуалов, обеспечивающих благополучие страны. Священникам синтоизма было приказано пройти стандартизованное обучение, однако многие не были согласны с официальным пантеоном, отдававшим предпочтение Аматэрасу перед ками Окунинуси из Идзумо, который воспринимался многими как равный или даже превосходящий богиню Солнца. Поскольку эта идея ставила под угрозу легитимность государства Мэйдзи, правительство решило разделить синтоизм на ритуальную часть, выполняемую уполномоченными от государства и воспринимаемую как часть гражданской ответственности любого японца, и доктринальную, основанную на индивидуальных религиозных верованиях и представлениях.

Чтобы распространять правильное понимание синтоизма как основы государства и препятствовать широкому распространению христианского прозелитизма, правительство запустило агитационную кампанию «Великого учения» (то есть синто), которая продолжалась с 1869 по 1885 год. Чиновники, ответственные за эту кампанию, были учениками Хираты Ацутанэ. Они создали штат государственных пропагандистов, куда входили как синтоистские, так и буддийские священники, прошедшие обучение в Токио и в каждой префектуре, чтобы просвещать местное население относительно новой государственной доктрины, сочетавшей элементы синтоистской мифологии и конфуцианской этики с внушением необходимости быть патриотом, благодарным императору. Чтобы рассказывать простому народу о «цивилизации и просвещении», лекторы также касались таких тем, как налогообложение, армия и международные отношения. Пропагандистам было запрещено «проповедовать» или участвовать в «религиозных» мероприятиях, например проводить похороны или заговаривать болезни. Как можно догадаться, это движение не обрело популярности в народе, который собирался в местных святилищах для общего праздника, а не на скучные проповеди. Однако его деятельность продолжалась до 1885 года, когда эти функции взяла на себя начальная школа.

Параграф 28 конституции Мэйдзи, который гарантировал японцам свободу вероисповедания «в рамках, не наносящих ущерб миру и порядку и не противоречащих выполнению их гражданского долга», был тщательно сформулирован таким образом, чтобы защитить первенство нового государственного синтоизма, при этом гарантируя возможность выбора веры — важный пункт для западных стран, которые страстно желали получить возможность проповедовать в Японии христианство[86]. В рамках этой конституции выполнение синтоистских обрядов и прохождение синтоистского обучения было необходимой частью национальной этики, требуемой от всех жителей, а не просто «религией» как таковой.