Из динамиков вырывалась монотонная мелодия, состоявшая из грохота ударных и гулкого уханья басов. Парикмахерша, орудуя ножницами и расческой, ходила вокруг Дюка, чуть покачиваясь в такт им. Он посмотрел на девушку. Полная, в обтягивающих джинсах, над поясом — складка жира, почти свисающий живот. Короткий, черный в золотых блестках топик открывал половину крупной груди, покрытую искусственным загаром и мелкими точками прыщиков. Девушка шевелила густо напомаженными губами, повторяя незамысловатые слова песенки. Влажные пряди волос с головы Дюка падали на стол, на котором лежала раскрытая газета. Девушка слегка наклонилась, смахнула их на пол. По газете разлилось большое мокрое пятно.

— Ужасно, да? — сказала парикмахерша, тыча в нее расческой. — Опять девушка пропала.

— Кошмар, — согласился Дюк, покосился на портрет под заметкой, предположительно его собственный. По лицу его пробежала презрительная усмешка.

— Одна девушка дала показания. Совсем недавно. Она была в том баре, когда этот парень заходил туда. Смешно. Она все это время молчала, потому что боялась неприятностей в школе. Она в тот день прогуляла уроки, ну и дуреха. — Она оглядела голову Дюка, снова защелкала ножницами. — А теперь, когда три недели прошло, она уж, наверное, и не помнит того парня.

— Возможно. Правда, некоторые лица остаются в памяти человека на всю жизнь. Может, к несчастью, а может, и нет. — Он посмотрел на себя в зеркало. Стрижка была слишком короткой, такие он не любил.

Джо куда-то ушел, в его кабинете было тихо. Шон постоял в дверях и уже собирался уходить, когда неожиданно заработал факс. Полоса бумаги легла на лоток, начала съезжать на пол. Шон подошел к столу, увидел страницы текста, перемежающиеся фотографиями. Он взял факс, перевернул, принялся рассматривать не очень четкие снимки. На них были изображены молодые девушки. Лица их оставалось нетронутыми, но тела у всех были варварски изуродованы, все в пятнах крови. Нарисованные от руки стрелки показывали на раны, под ними шел, тоже рукописный, текст: «рваные раны на груди», «…три симметричных разрыва мышечной ткани чуть ниже ребер», «измельчение внутренностей». Шона словно обдало холодом. Он упал на колени, стал лихорадочно подбирать факс, рассматривать укрупненные фотографии частей обезображенных тел. Вдруг он увидел фотографии знакомой кроссовки, сделанные с разных углов. И тогда он все понял, и фотографии внезапно обрели страшную реальность. Полоска факса выскользнула из его рук, он повалился на пол и зарыдал.

— Шон, ты что тут делаешь?! — воскликнул Джо. Он подбежал к сыну, обнял его, начал собирать факс.

— Отец, это она? Я же вижу, что она. Все это произошло с ней? — умоляющим голосом спросил он, задыхаясь в рыданиях. — Господи, какая жестокость. Я ничего подобного ни разу не видел. Кто это сделал? Кто?!

Слова застревали у него в горле. Джо едва разбирал их сквозь всхлипывания и хрип. Шон прижался к отцу. Никогда в жизни он не был ему так близок, как теперь.

— Успокойся, Шон, успокойся. — Он приподнял его с пола, скрутил бумажную полосу, оборвал, сунул в ящик стола. Теперь он уже знал, что должен еще раз съездить в Дублин.

Мэй Миллер распахнула дверь. Она была одета в длинную, до пола, ночную рубашку серебристого цвета, отделанную розовым бисером. Несколько кнопок на рубашке были расстегнуты, обнажая дряблую старушечью грудь. На руках у нее были длинные прозрачные черные перчатки, на них висели браслеты из крупных жемчужин. Седые волосы она забрала в высокий шиньон.

— Приветик, — жеманно протянула Мэй и улыбнулась.

— О, миссис Миллер, я не ожидал вас увидеть в таком очаровательном наряде, — произнес Ричи и посмотрел на часы. Они показывали половину двенадцатого. — Вы уже завтракаете?

— Нет, что вы. Мы пока еще слушаем оперу. Простите, я не знала, что вы тоже поклонник высокого искусства. Проходите.

— Э-э… — Ричи замялся. — Я бы хотел переброситься парой слов с Джоном.

— В антракте он ходит в бар, — сообщила Мэй.

— К Данаэру? — удивился Ричи.

— Нет, здесь, в доме. На второй этаж.

— А вы его не позовете?

— С моим удовольствием, — сказала она и исчезла в доме.

Через минуту он снова услышал ее голос:

— Джон! Джон! Иди сюда, погляди, кого я случайно увидела.

Ричи вошел в прихожую, огляделся, дальше проходить не стал. Послышался скрип ступенек. Спустился Джон.

— Привет, Ричи, — сказал он грубоватым тоном. — Что нужно?

— Ах, Джон, ты уже готов? — спросила Мэй Миллер и протянула сыну руку. — Веди же меня на второе отделение. Сейчас начнется самое главное. Я не желаю пропустить ни одной ноты. Кавалер, вы тоже идете с нами? — Она бросила на Ричи игривый взгляд.

— Нет, спасибо, миссис Миллер. Сегодня я очень занят, — пробормотал он и, развернувшись, вышел.

Джо вел свой джип в северную часть Дублина, на Малахайд-роуд. Не доезжая до автомагистрали, ведущей к аэропорту, он свернул налево, въехал в высокие металлические ворота учебно-тренировочного центра пожарных команд. За ними шла длинная, обсаженная деревьями узкая дорога. Он миновал поле, в углу которого, опираясь на одно крыло, лежала половина небольшого пассажирского самолета, затем высокую кирпичную стену с нарисованным на ней фасадом ночного клуба и языками пламени, лизавшими его окна, и остановился перед четырьмя маленькими сборными домиками, где временно размещалась государственная патологоанатомическая лаборатория. Он надеялся увидеть доктора Макклэтчи в кабинете, но там ее не оказалось. Она стояла у соседней двери и разговаривала со своими помощниками.

— Доктор Макклэтчи, позвольте представиться. Я — Джо Лаккези из полицейского управления Нью-Йорка. Не могли бы вы уделить мне несколько минут? — Джо улыбнулся.

Она недоуменно посмотрела на него.

— Хорошо, зайдите.

Они вошли в ее кабинет, Макклэтчи прикрыла за собой дверь.

— Я приехал к вам по делу об убийстве Кэти Лоусон, — пояснил Джо.

— Понятно. — Она кивнула, присела за стол, показала ему на кресло напротив. — Говорите, полицейское управление Нью-Йорка? — повторила она. — Ну и каким же боком вы связаны с этим делом?

Джо начал объяснять, тщательно взвешивая каждое слово.

— Должен признаться, что к этому делу мы никакого отношения не имеем, — заключил он, вытащил из кейса и положил перед ней несколько листков из полученного им факса, один — с фотографией девушки и именем над ней: «Тоня Рамер». Снимок был сделан в морге. Лицо убитой девушки было спокойным, почти безмятежным. Совершенно очевидно, что нашли тело спустя несколько дней после преступления. От лобка и ниже оно представляло собой сплошное месиво из тканей, где внутренности перемешались с мышцами. На теле были многочисленные повреждения, среди них несколько явных разрывов и три резаные раны одинаковой длины под ребрами. Лара пробежала глазами снимки, быстро перевела взгляд на Джо.